Окопов. Счастье на предъявителя - [38]

– Но сейчас время другое. Сейчас связь, компьютеры, интернет. Можно заранее согласовать.

– Николай Анатольевич, дорогой мой! Дураков не согласуешь. Дурость не предсказуема. Ее ни один компьютер не сможет просчитать. Я приведу один пример. Ну, как пример? Так, поучительная история из жизни моего деда, Адама Станиславовича Лодзинского. Дело в том, что ему очень повезло. В двадцать девятом получил пятнадцать лет лагерей по пятьдесят восьмой статье.

– Пятнадцать лет? И это вы называете везеньем?

– Да-с, молодой человек. Не смейтесь. Именно повезло. Потому что, если бы его забрали позже, а его забрали бы обязательно, то дали бы вышку. А в двадцать девятом по пятьдесят восьмой еще не расстреливали.

– Так он был антисоветчик?

– Господи! Я вас умоляю! Какой антисоветчик! Мой дед всегда был лоялен к любой власти. Он работал инженером на деревообрабатывающей мануфактуре под Ленинградом. Там у него, в кабинете, за шкафом, завалялся портрет Троцкого. Дед даже не знал, как это туда попало, даже не видел его никогда. А какая-то гнида заметила и настучала. Дальше, ясное дело. Диагноз – троцкист. Еще и происхождение. Он из дворян. Плюс, в четырнадцатом окончил Варшавский политехнический институт. А это однозначно, агент Пилсудского.

– Агент, кого? – переспросил Николай Анатольевич.

– Какая разница, кого! Тут ключевое слово «агент». Будь то Пилсудский, а это, кстати, диктатор Польши, будь то Макдональд или папуасская разведка. Так что, еще раз повторюсь, моему деду повезло. Спасибо Льву Давидовичу. В тридцать первом его только за происхождение и за Варшавский институт, точно, поставили бы к стенке или впаяли десять лет без права переписки, что, собственно, одно и то же. Надеюсь, слышали про дело Промпартии?

Николай Анатольевич отрицательно помотал головой. Иван Петрович вновь налил в рюмки. Выпили. Смачно закусили селедочкой.

– Да-с. Скверненько историю знаете, – сказал Иван Петрович, вытирая рот салфеткой. – Так вот, получил мой дед пятнадцать лет лагерей. Хорошо, еще мою бабку не тронули. Ее только выселили с тремя детьми из квартиры в коммуналку, а с работы не уволили. Я же говорю, тогда с врагами народа еще мягко обходились. Деда моего сначала отправили в пересыльный лагерь. Там формировали этапы. Он мне рассказывал, стоят они строем, а перед ними начальник в буденовке. Подошел, вытянул руку, рубанул воздух ребром ладони. И как хлеб режут. Где рубанул, там строй зеков разделялся. Те, что слева, оставались на месте, а справа – отходили в сторону. Моему деду и тут повезло. Ладонь этого буденовца прошлась аккурат по его плечу, и он оказался справа. Потом дед узнал, что те, кто остался слева, отбыли на Соловки. Оттуда мало кто вернулся. Дед же попал в этап, который отправили в Приуралье. Там нашли медные руды. Решили строить обогатительный комбинат. Этап деда направили туда в качестве первопроходцев. Сначала соорудить для себя лагерь, потом строить железную дорогу, комбинат и поселок. Их переправили по Северному морскому пути до устья реки. Оттуда на барже к верховью. В нескольких километрах от речки организовали лагерь. В лагере дед был единственный, кто разбирался в строительстве и лесозаготовках. Поэтому его назначили старшим. Через месяц лагерь соорудили, а указаний, где прокладывать дорогу, еще не было. Начальство приказало заготавливать лес для строительства комбината и поселка. Стали заготавливать и складировать штабелями. Прошел год. По поводу дороги опять все тихо. Дед обратил внимание, в заготовленной древесине жучок завелся. Стал думать, как быть. Недалеко имелось озеро. Оно дугой вытянулось на пару километра вдоль хребта. Называлось Борода. Назвали так потому, что с одного берега над ним нависал обрыв. Откуда спадали водопадами ручьи. Напоминало седую бороду. Ручьи эти вытекали из подножья хребта. Прямо из земли ключи били. С другого конца озера вытекал один ручей, который впадал уже в большую реку. И что интересно, это озеро не замерзало. Даже в самые сильные морозы. Дед тогда, как мог, провел анализ воды и пришел к выводу, ее минеральный состав идеален для морения дерева и жучок не будет страшен. Доложил об этом лагерному начальству. Предложил заготовленный лес затапливать в озере. Начальство сначала заартачилось, но отвечать за испорченные жучком лесоматериалы им не хотелось. Поэтому согласились. Стали лес затапливать. Прошел еще год. Про железную дорогу опять ничего не слыхать. А лес все заготавливают. Через пять лет прибыла комиссия. Думали, сейчас начнут строительство. А комиссия только проверяла работу лагеря. Когда проверяющие узнали про затопленный лес, деда хотели тут же расстрелять, как вредителя. Заодно с ним и начальника лагеря. Тогда дед подвел их к стеллажу бревен, что заготовили в первый год, стукнул палкой по бревну, и посыпалась труха. Потом из озера достали бревно и с трудом распилили. Комиссия, слава Богу, все поняла и гнев сменила на милость. Деду объявили благодарность, а начальнику лагеря дали очередное звание. Уехали, увеличив план по заготовке леса. А о дороге и комбинате опять ничего не слышно. Надо сказать, в том лагере условия были сносными. Питание относительно нормальное. Всё на подножном корме. Большой огород. Картошка и капуста свои. Еще грибы, ягоды. Из охранников и пары зеков организовали охотничью бригаду. Так что, лосятина, кабанятина и, даже, медвежатина в рационе были. Рыбы полно. Вот только с хлебом туго. Его раз в год по реке завозили. Да и начальство не свирепствовало. Деда уважало. Лес заготавливали до сорок первого. Это одиннадцать лет! Потом война. Лагерь закрыли. Все зэки, как один, отправились добровольно искупать кровью. Специалистов не хватало, поэтому деда направили военным инженером строить укрепления под Ленинград. Потом блокада, Белоруссия, Польша, Германия. Окончил войну под Магдебургом майором. Понятно?