Окна во двор - [163]

Ну я сказал ей, что дорасту. Она могла бы меня и подождать. А она сказала, что, когда я вырасту, я буду уже другим и что взрослые парни не говорят: «Я хочу быть с тобой всю жизнь», что они говорят только всякие гадости, типа «хочу тебя трахнуть» или вроде того. Я пообещал, что не буду так говорить, но она мне не поверила. Она сказала, что поступит со мной жестоко, но потом я пойму, что так было правильней всего. И знаешь че сделала? Везде кинула меня в черные списки, во всех соцсетях. Никуда не получалось дописаться, даже просто номер мой заблочила. Я думал, она напишет мне хотя бы сегодня, потому что она знает, что у меня днюха девятого апреля, я сто тысяч раз ей говорил об этом, но нихера.

Я хотел сказать Ване, мол, еще не вечер, может, еще и напишет, но сам внутренне не верил в правдивость этих слов. Поэтому не стал ему врать.

Я мялся возле него, не зная, как подобрать нужные слова. И какие они должны быть, эти слова? Все будет хорошо? У тебя будет еще много девчонок? Она дура и не понимает, кого потеряла? В голову лезли сплошные клишированные глупости из кино и обрывков чужих разговоров. Эти пустые примитивные утешения казались мне нелепыми, пошлыми и ничего не значащими.

Я попытался представить, что бы мне хотелось услышать на месте Вани, и, неловко подвинувшись к нему, сказал:

– Бывают ситуации, которые остается только пережить. И если тебе будет легче рядом с твоим дурацким братом, то вот он я. Весь в твоем распоряжении.

Я натянуто улыбнулся, надеясь, что это прозвучало не слишком тупо.

– Ты не дурацкий брат, – негромко ответил Ваня, почесав дреды об мое плечо. – Ты… ничего. Нормальный.

– Спасибо. Ты тоже нормальный.

Приобняв Ваню, я растерянно подумал: как это все странно. Иногда кажется, что ты главный герой какой-нибудь книжки, где все события вертятся вокруг тебя одного. А потом оказывается, что твой брат – главный герой в другой истории. И вокруг него тоже полно людей, о которых ты никогда не слышал, и он попадает в ситуации, о которых ты ничего не знаешь, а родители говорят с ним на темы, которые никогда не поднимали с тобой, и переживают рядом с ним совсем другой родительский опыт.

Хорошо, что иногда люди открывают для близких свои книги. Я подумал: когда Ваня станет старше, я обязательно открою для него свою, если он захочет. Пускай моя история будет про наркотики, насилие и злобу, но зато она моя.

Что я могу с ней сделать, если она – вот такая?

Шаг подушками глуша

В июне, пятнадцатого числа, наступила годовщина свадьбы родителей. Мы все чувствовали себя странно, ощущая приближение этой даты: трудно оценить, что такое «первый год брака», когда супруги провели его в полной изоляции друг от друга.

Только в последние два месяца обстановка дома снова стала привычной: весь апрель и половину мая Лев провел на больничном, проявив себя как крайне отвратительный пациент. Несмотря на все свои заверения, что он будет послушен и благоразумен, папа нарушал постельный режим по любому поводу: вскакивал с кровати, чтобы принести самому себе стакан воды или, что вообще не звучит как оправдание, посмотреть в окно, взять с полки книгу, походить по квартире («Тебе же нельзя ходить». – «Но я хочу ходить»). А стоило напомнить про рекомендации врача, как тут же начиналось: «Я тоже врач, я в состоянии сам себе что-нибудь порекомендовать».

Однажды Слава не выдержал и, доведенный до отчаяния поведением Льва, в сердцах сказал:

– Надеюсь, все твои пациенты будут вести себя так же, как ты.

Честное слово, звучало почти как проклятие.

Мы выдохнули с облегчением, когда эти полтора месяца прошли и Льва признали выздоровевшим и пригодным для выхода на работу. Папа тут же начал рваться в красную зону, несколько расстроенный тем, что «почти всё пропустил». Не тут-то было: уже знакомая нам своим милосердием Ольга Генриховна не допустила его к работе в «особо опасных условиях». Она посчитала, что работа в реанимации красной зоны не подходит людям, недавно проткнувшим себе легкое ребрами. Мы всей семьей были с ней согласны, а Лев злился, сетуя на то, что в «обычных условиях» ему скучно.

Слава, не скрывая иронии в голосе, утешал Льва:

– Не переживай, может, случайно попадется кто-нибудь с этим вирусом. У тебя еще будет шанс им заразиться.

– Спасибо. Ты понимаешь меня как никто другой, – с напускной серьезностью отвечал Лев, благодарно целуя Славу в щеку.

Короче, жизнь стала обыкновенная, размеренная, даже скучная. Девятый класс пришлось заканчивать на дистанте, но это и неплохо: мне не хотелось сталкиваться ни с Яриком, ни с Леной. Когда видел их в школьном коридоре, я сразу погружался в непонятные переживания: эти двое меня и злили, и раздражали, и притягивали; мне хотелось ими обладать – обоими сразу. Думаю, все от того, что они меня обманывали, – я, может, обижен, или уязвлен, или вроде того. Так мне объяснял Игорь Викторович, мой терапевт. Я свои чувства плохо понимал, и чаще всего он мне подсказывал, что они значат.

Ну, например, он спрашивал что-нибудь такое:

– То есть, когда ты понял, что он ничего к тебе не чувствует, тебе сразу захотелось его вернуть?