Окна во двор - [161]
– А на нем можно что-нибудь написать, как на гипсе? – заинтересовался Ваня.
– Ты на всём хочешь написать какую-нибудь гадость, даже на мне, – фыркнул Лев.
Видимо, тоже вспомнил коробку с пианино, подписанную как «говно».
– Нет, ничего такого! – оскорбился Ваня. – Я бы нарисовал там сердечко.
– Правда?
– Правда, – хлопая глазами, кивнул Ваня.
В следующий наш визит Слава принес с собой маркер, и Ваня, страшно довольный собой, написал на бандаже с правого боку: «Лох».
– Вот так и доверяй людям, – цокнул Лев.
Но, кажется, совсем не обиделся.
Слава, пристроившись слева от Льва, нарисовал ему сердечко – прямо там, где у людей расположено настоящее сердце.
Братья
День выписки Льва совпал с днем рождения Вани: девятого апреля младшенькому исполнилось одиннадцать лет. Всю ночь мы со Славой украшали квартиру бумажными шарами, гирляндами и деньрожденьевскими поздравительными буквами. Утром папа уехал в больницу забирать другого папу, а я остался встречать новый день с именинником.
Но именинник проснулся хмурый, посмотрел в телефон, медленно натянул на себя одежду, вышел в гостиную, обвел мрачным взглядом наши старания и, кажется, вовсе их не оценил.
Потом он долго умывался в ванной, но это ему не помогло. Вернулся он все равно заплаканным, и мне стало ясно: что-то случилось. Я часто видел, как Ваня плачет, но обычно это было что-то очень показательное, даже истеричное, а вот так вот, всерьез и тайком, – редкая история.
– Что произошло? – спросил я, когда брат уселся на другой конец дивана, словно специально подальше от меня.
– Ты не поймешь.
– Почему?
– Потому что ты ничего не знаешь, – буркнул Ваня, смахивая слезы.
– Так расскажи мне, чтобы я понял, – мягко попросил я.
Помолчав минуту-другую, он спросил:
– Ты знаешь Нину?
– Какую Нину?
– У нее зеленые волосы и волосатые ноги, она жила вон в том подъезде, – и Ваня ткнул в окно, указывая на дом напротив – правда, подъезд с дивана было не разглядеть.
Мне бы для начала своих соседей в лицо запомнить, а не какую-то Нину из другого дома. Я ее никогда не видел, о чем сразу же сообщил Ване.
Брат, всхлипнув, продолжил так же непонятно:
– Она сестра Жоры.
Еще одно незнакомое имя.
Заметив непонимание на моем лице, Ваня сделал глубокий вдох и заговорил более связно.
Мы с Жорой в одном классе учимся. Ну мы типа друзья. Типа. Когда мы только это, я ему сразу сказал, ну, что я с геями, что они типа усыновили меня, потому что, ну, это ржачно, и я думал, он тоже поржет. Он поржал, но, походу, не поверил. Просто решил, что я не дружу с башкой, что я ему пизжу, ой, вру, только папе не говори, про геев и что я сам голубой, и всем пацанам во дворе так сказал. Они со мной продолжали общаться, но типа просто ради того, чтобы надо мной рофлить. Это я сейчас уже так думаю.
Все это до Канады случилось.
Я вот один раз домой вернулся, ну, не в слезах, ну как бы… короче, расстроенный, и Слава начал спрашивать, что случилось. Я сказал типа все нормально, а он у меня со спины снял бумажку с надписью «Пидрила». Совсем какое-то херовое слово. Хуже, чем «пидор».
У меня он ничего спрашивать не стал. Показал эту «пидрилу» Льву. А Лев сказал, что следовало ожидать. Слава сказал типа, ты че. А он сказал, что я всем подряд рассказываю, что живу с геями, вот типа и заслужил. Слава сказал, что он не прав. И че-то про правила игры. Типа я не могу с ходу понять правила игры, и вообще это тупые правила, и только у Льва по ним играть получается. А Лев сказал: «Не начинай». Я не очень понял, о чем они говорили.
Потом Слава только со мной говорил. Он сказал, что в Канаде типа такого не будет, что там нормально. Ну я обрадовался и стал ждать, когда мы уже свалим, а потом появилась эта тупая Нина.
После того как меня пацаны отпинали. Прям отпинали, че ты так смотришь, я правду говорю. Ржали при этом как кони. Ну Нина их тогда и шугнула, она же взрослая, как ты, наверное, и они ее боялись. Она мне тогда тоже сказала, что я треплюсь много, ну, про геев. А еще сказала, что ей нравятся геи, что они милые. Прикинь, да? Вот бы ее со Львом познакомить.
Мы там че-то еще сказали друг другу и замолчали как дураки. А она высокая, выше тебя, ты-то вообще карлик, и мне приходилось задирать голову, чтобы на нее смотреть, и это было еще тупее. Я встал на бордюр и спросил, что она слушает, у нее наушники болтались вот здесь, и она дала один наушник мне.
Я сразу узнал песню и сказал, что это Боуи. А она сказала, круто типа, что я в своем возрасте его знаю. Я сказал, что это ты его слушаешь, что тебе нравятся мертвые старики музыканты, а она засмеялась и спросила, не извращенец ли ты. Я ответил, что вполне может быть, что ты извращенец.
– Спасибо, – я не удержался от едкой благодарности.
– Пожалуйста, – пожал плечами Ваня. – Ну так вот…
Она спросила, как меня зовут. Ну я сказал и спросил ее тоже, а она оказалась Ниной. Я наврал ей, что у нее красивое имя, но она ответила, что у нее имя как у старухи, и вообще-то это правда, я тоже так думаю.
Мы после этого разошлись. Но с того момента все стало не так. Я типа…
Ваня замялся, словно не мог подобрать слова или стеснялся сказать то самое слово.
«У меня небольшая семья: только я, папа и бабушка. Папа работает художником, а бабушка работает на даче. А я нигде не работаю, я учусь в школе. Мы с папой любим проводить время вдвоём: ходить гулять, выезжать на природу и слушать музыку…». Это то, что я обычно писал в школьных сочинениях на тему «Моя семья». И это — ложь. На самом деле, у меня два отца, мы живём втроём, и они любят друг друга. Но об этом никому нельзя рассказывать.
«Привет, тетрадь в клеточку» – так начинается каждая запись в дневнике Ильи, который он начал вести после переезда. В новом городе Илья очень хочет найти друзей, но с ним разговаривают только девочка-мигрантка и одноклассник, про которого ходят странные слухи. Илья очень хочет казаться обычным, но боится микробов и постоянно моет руки. А еще он очень хочет забыть о страшном Дне S. но тот постоянно возвращается к нему в воспоминаниях.
Василиса не похожа на других девочек. Она не носит розовое, не играет с куклами и хочет одеваться как ее старший брат Гордей. Гордей помогает Василисе стать Васей. А Вася помогает Гордею проворачивать мошеннические схемы. Вася тянется к брату и хочет проводить с ним все свободное время, однако давление семьи, школы и общества, кажется, неминуемо изменит их жизни…
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…