Окна, открытые настежь - [3]

— И я, я тоже доволен, — потерял наконец Виталий терпение. — Кто тебе сказал, что я безумно радуюсь, когда меня ругают? Неужели так страшно, что мне не нравится именно эта статья?

— Разрешите поинтересоваться, — ядовито спросил Микола Саввич, — чем же именно? Разве она не правдива? Между прочим, корреспондент, собирая материал, беседовал не только с тобой…

— Ах, вот оно что! — Виталий с укором посмотрел на отца.

— Чему ты удивляешься? — смутился тот. — Разве он не имел права расспросить о некоторых вещах отца?

— Таким образом, — Виталий поднялся с дивана, — трогательный абзац о том, как русый юноша посмотрел на отца своими чистыми голубыми глазами и заявил, что хочет закалиться на заводе в труде, результат твоей биографической справки?

— Ну… художественная сторона — это, так сказать, личный вкус автора, — еще больше смутился Микола Саввич, — а фактический материал…

— Тогда возражений нет, — торжествовал Виталий. — Все верно. Пошел я после школы на завод? Голубые у меня глаза?..

— Да хватит тебе, — взмолился Микола Саввич.

— Нет. Я серьезно, — дразнил отца Виталий. — Разве может вызвать сомнение статья, в которой так точно обозначен цвет глаз основного героя?

— О чем нам тогда говорить! — с горечью воскликнул Микола Саввич. — Если ты все, абсолютно все опошляешь иронией!

Виталию стало жаль отца.

— Видишь, папа… в статье сказано про ребят из моей бригады. Что я к ним отношусь как старший брат, отдаю все свободное время на повышение их культурного уровня и т. д. и т. п. Оно вроде бы и верно. А написано как? Нам теперь стыдно в глаза друг другу смотреть. Словно нашими отношениями отныне руководят не натуральные чувства, а рецепты, продиктованные в очерке. И нам теперь надо все время оглядываться на эту писанину… Подделываться под указанные в ней «прообразы»… О живых людях так не пишут.

Микола Саввич смолчал. Он был бы согласен с Виталием, если бы речь шла о нем самом. Для сына же ему хотелось немножко славы.

III

Женю до конца рабочего дня не оставляло гнетущее чувство. Еще ночью она решила, что пойдет к брату и выяснит все. Вчера Борис должен был прийти попрощаться. Он надолго уезжал проводить какие-то очень важные опыты. А вместо проводов получилось такое, что ни она, ни мама, ни Зоя не спали всю ночь.

Пришел отец, сказал, что был у Бориса, поссорился с ним и чтоб Бориса не ждали — он ему больше не сын, знать его не желает. И такое на Борьку наговорил — невозможно поверить. А как же не верить отцу?

Неужели правда, что Борис начал вмешиваться в какие-то папины дела, чуть ли не допрашивал его, как на следствии, а когда тот попробовал защищаться, вышел из себя и назвал отца негодяем? Это их-то отца, который вечно занят по горло и все же успевает обо всех позаботиться, расспросить, что и как! С тем же Борисом сколько возился. Не только в детстве, а вот совсем недавно, когда они с Ирмой на новую квартиру переезжали, отец почти все книги перетаскал им на четвертый этаж, балконные двери пригнал, да и вообще разве можно перечислить все, что для них делает отец!

Как же понять Бориса? Почему он вдруг обидел отца? И с папой что случилось: перед самым Бориным отъездом, перед т а к и м отъездом, не смог найти общего языка, дошел до того, что отрекается от сына! Такого взрыва ненависти Женя никак не ожидала от покладистого, уравновешенного отца.

Для Жени это было катастрофой. Старший брат… Конечно, она любит и Зою, добрую, не очень умную Зою, и ее молчаливого работягу Захара, и немного скрытного — себе на уме — Стасика. А Бориса больше всех. Старший брат после отца и матери самый дорогой для нее человек. Женя с малых лет стремилась ему подражать. И прежде всего ей хотелось быть такой же правдивой, как Борька. Сколько у нее из-за этого было неприятностей в школе! И учителям и товарищам — всем резала правду в глаза. Борис так же себя вел и сестру хвалил за прямоту.

Надо же, чтоб такое стряслось! А все-таки как не стыдно, выслушав отца, сразу же с ним согласиться! Ну, Зоя промолчала — она вообще никогда не вмешивается. Притихла после того, как бросила школу и пошла в «Динамо» официанткой. Женя помнит, какой тогда был скандал. Ресторан Зоя не оставила, вышла замуж, родила ребенка, но в домашних дискуссиях с тех пор не участвует. И Захар ей попался не из разговорчивых. Он штукатур, работал когда-то на строительстве, где командовал отец. И до сих пор Захар считает его начальством.

Но мама? Ведь и она промолчала. Правда, Женя и раньше не слышала, чтобы мама когда-нибудь перечила отцу. Всегда уступала. Но то в мелочах, а здесь идет речь о Борисе, о Борьке, о Боречке, об их добром, честном, самом умном на свете.

Разве могла и Женя смолчать? Она спросила отца: «А ты ему что сказал? Ведь он не сумасшедший, чтобы оскорблять тебя ни с того ни с сего?» И если бы отец ей ответил как следует, она, может, не мучилась бы так.

Но отец закричал: «Пойди и спроси у своего ученого братца. Пусть он сам тебе все выложит, если у него повернется язык».

И вот она едет к Борису. Что же он скажет ей?

Было время «пик». Женя еле втиснулась в переполненный трамвайный вагон. А через полчаса уже шла по уютной, обсаженной краснолистными кленами, улице. Здесь в новом доме жили молодые ученые.