Океан времени - [40]

Обойдешь с закрытыми глазами

И вернешься медленно назад.

А она небесными путями

Шла и ворожила над тобой.

Может быть, охотница Диана

В детстве и смутила твой покой,

Может быть, и стрелы из колчана

Своего она тебе дала:

Прямо в сердце каждая стрела!

Но глубокой доброте природной,

Как ни горделиво-хороша,

Ты не изменила: благородной

И была, и выросла душа.

Не страшат ни ведьмы, ни Кащеи!

Классной дамой брошенный, дневник

Ты не подняла: и детской шеи

Никогда не гнула. Злой старик —

Попечитель, дело разбирая,

Улыбнулся: гордая, какая!

Гордые не сами по себе,

А тогда сердцам бывают любы,

Если в них, наперекор судьбе

И ее настойчивости грубой —

Сказывается, высокий строй

Чистой от рождения природы,

Потому что истинный герой —

Друг несуществующей свободы

И в каком-то смысле враг людей,

Не подозревающих о ней.

4

Нечто вроде солнечной системы

(Тем же притяжения путем),

Спутники лирической поэмы

Движутся в пространстве мировом.

Тема пробегает, как планета,

И уже стремится за другой

Благодарная душа поэта,

Но, и той давая, и любой

Свет и направление, — сияет

Солнце и системой управляет.

Как светила близкого зимой

Бледен луч рассеянный и робок, —

Для меня сияет образ твой

Неотчетливо со мной бок о бок!

Но в разлуке прямо бьют лучи

Издали и жгут, как солнце летом,

В мировом пространстве горячи

Наши встречи. Над своим поэтом

В самом ярком свете ты горишь

Где-то там… О нет, не только лишь!

Сказочки Овидия читая,

Грустно улыбаюсь: для ума

Это сна и юга ткань сквозная,

За которой знания зима.

Но зато и в холоде полярном

Геометрии меня зовет

К формам вдохновенно-планетарным

Чудный, как поэзия, расчет,

И прекрасен мир, как древле боги,

И досадна роскошь мифологий.

Как звезда не больше в телескоп,

Чем для глаза ложное сиянье, —

Истину, как лучезарный сноп,

Окружает пышное преданье.

На увеличительном стекле

Знания она горит, как точка,

Очень ярко в очень резкой мгле:

Казнь! Все остальное — проволочка!

Чем, и где, и как ты ни займешь

Голову, а надо ей под нож.

Все живущие одновременно,

Капельки волны очередной,

Становящиеся постепенно

Новой поколения волной,

Чья забота главная: полвека

Чем-то отличаться от других,

Знаем же — и глупый, и Сенека, —

Между всеми нами нет таких,

Кто бы мог хотя бы на мгновенье

Той волны остановить паденье.

Где-то, миллионами гробов

Осыпаясь, надо ей разбиться,

Чтобы, новых унося отцов

И детей и покрывая лица

Мелкими морщинами, волна

Новая, от жизни отрывая,

Тоже рухнула и тишина

Чтобы поглотила вековая

Поколенье новое… Вперед,

Малая частица многих вод!

Что там?.. Бабочка или снежинка

В воздухе порхает или цвет

Яблони осыпался?.. Заминка

Благодатная: в природе нет

Прелести, которая меня бы

Не вернула бережно к твоей…

Наши санного пути ухабы,

На спине верблюда качка… Змей

Кожа новая, и на Аляске

Лай собак в запряжке… Или сказки

Могут с точными соревновать

Правдами земли?.. Но без царевны

Разве можно обойтись?.. Опять

Ты, и всюду ты… где бури гневный

Вой, где с экипажем корабли

Под обстрелом вражеским кренятся,

Тонут, где невесту повели

К алтарю, где очень веселятся,

Очень жалуются, — лишь на миг

Я задерживаюсь. Тори, виг,

Гугеноты, гвельфы, гибеллины

И эсеры и меньшевики —

Все уже истории картины…

Князь и бард, такие-то полки,

Папа, комиссары… Оторваться

Трудно. Только все же не совсем

Зритель я: нельзя не восхищаться

Мне землей, в веках дружу я, с кем

Приведется, — но твоя над всеми

Жизнь, и у тебя в моей поэме

Не короткое дыханье, чтоб

Лирика манерная твердила:

«Разочарование и гроб,

Скука и влюбленность и могила,

Стилизация обречена:

Все вокруг отчаянней и проще,

Чем в несчастий говоруна.

Правды жесткой, высохшей, как мощи,

Отрезвляющей прекрасен взгляд,

Но чревовещания смешат.

Жизнь неистребимую люблю я

Даже в перерыве всех смертей,

Все мы ужасаемся, ликуя,

Словно нам история людей

В чем-то самом личном, самом главном

Не загадка… Человек, ау!

В Тоуэре ли был ты обезглавлен

Или же томился в Гепеу, —

Мы твоей живем надеждой, дрожью,

Ужасом. Покрыто поле рожью,

Как во время Ярослава.

Бык Важен, как в эпоху Псамметиха,

Царственный пленителен старик,

Как Приам, какая-то купчиха

Так же прячет выручку в сундук,

Как иной хотя бы в дни Пилата,

Так же для искусства и наук,

Юноша худеет, как когда-то…

И мечта одна у многих: спать

(По Буонарроти: камнем стать).

Революция, ломай устои,

Но пускай в пробоину пахнет

Черноземом. Тихие герои,

Вытирая августовский пот,

Пусть с серпами и косой, полями,

Как всегда, проходят; птицам петь,

Сеять сеятелю, над волнами

Путешественнику вдаль смотреть…

Повторяйся, жизнь, твоя похвальна

Деятельность: правда не банальна.

Хорошо, что остановок нет

Даже в возвращениях к тому же,

Что уже знакомо. В снег одет

Луг. Сияет на замерзшей луже

Солнце, как в Михайловском, когда

Он писал «Онегина»… Скажите:

Да, и кто-то отвечает: да…

Все, что было… Миллион открытий…

Тем и потрясает новизна,

Что совсем не новая она.

5

Дворник возится с метлой и скребкой,

Каблуками к камню снег прибит,

Мчится крейсер, спичечной коробкой

Кажущийся трезвым, но летит

Он в открытом море, и пираты

Почему-то стерегут его…

За двойную раму с лентой ваты

Прячутся от этого всего

Старый генерал с женой: покуда

Май не на дворе, страшит простуда.

Здравствуй, царскосельская весна,

Отступившая в воспоминанье…