Охотники за барсами - [6]
Громкий писк сразу привлек к себе внимание профессора. Маленькая птичка сидела на камне, вздергивая хвостиком и кивая головкой, словно здороваясь. Весь ее вид, казалось, говорил, что она крайне удивлена, увидав так высоко человека, там, где она одна была хозяйкой все лето. Подпускала к себе птичка близко и нетрудно было узнать, что это альпийская завирушка.
С полным клювом какого-то корма завирушка нырнула под камни, и оттуда раздался дружный писк ее птенцов. Они были хорошо упитанны, очевидно, получали достаточно пищи. Очень просто оказалось выяснить, что завирушка выкармливала птенцов исключительно черными небольшими пауками. Их было много кругом не только под камнями, но и на льду. Пауки медленно передвигали лапками и далеко уходили по снегу и льду. Казалось, вот-вот они сожмутся в комочки и замерзнут на холодном льду навсегда. Но пауки так же не спеша возвращались обратно и прятались под камни.
Вторая птичка, которая гнездилась на кромке льдов, оказалась стенолазом, или краснокрылом. Раскинув ярко-малиновые крылья, он весь день лазил по отвесным скалам, как дятел — по стволу дерева. Своим порхающим полетом эта маленькая птичка напоминала бабочку. И стенолаз выкармливал здесь своих птенцов тоже черными пауками.
Только эти две птички и пауки спокойно жили на самой границе вечных льдов. Больше ни одного живого существа не жило здесь постоянно. Только альпийские галки, снежные грифы и бородачи-ягнятники иногда прилетали сюда ненадолго отдохнуть.
Впрочем, однажды раздался вдруг стук камней внизу, недалеко от палатки. Это три старых горных козла-рогача, с длинными бородами и седыми спинами, промчались по склону горы, пуская вниз звонкие камешки с осыпей. Испуганно оглянувшись,, они скрылись за поворотом горы. А через несколько минут огромный снежный барс, бесшумно шагая по камням, торопливо проследовал за козлами, нервно виляя черным кончиком хвоста. Но все эти животные только временно и ненадолго бывали на границе вечных льдов, а жили и кормились значительно ниже.
Но если легко было выяснить, чем питаются на черте жизни и вечного покоя завирушки и стенолазы, то совершенно казалось непонятным, чем могли питаться пауки. Ни тенет между камнями, ни каких-либо живых насекомых здесь не было. Но тем не менее пауки чувствовали себя прекрасно. Они были явно чем-то сыты.
Упорные наблюдения ученого хотя и не сразу, но разрешили и эту задачу.
Почему пауки так медлительны? Вероятно, поспешность им не нужна и они питаются чем-то неподвижным? Так и оказалось!
С первыми лучами летнего солнца из теплых равнин начинал тянуть ветерок бриз. Восходящие токи воздуха достигали самых больших высот. Теплым бризом в зону ледников приносилось снизу много летающих насекомых, и не только мелких, но и бабочек, даже слепней. Это были жертвы коварного бриза, который так ласкал вначале крошечные крылатые создания, а затем предательски затихал, и насекомые медленно оседали на снег и холодные камни, быстро цепенея. Ночной холод убивал всех насекомых. И вот тогда-то черные пауки-тихоходы, как мрачные могильщики, начинали медленно бродить по камням и снегу, не торопясь пожирая трупики насекомых — они оставались свежими при той влажности и температуре, которые царят на этих высотах. Спешить паукам действительно незачем: насекомые лежат неподвижно, поджав лапки к брюшку и сложив крылышки. Во второй половине дня «урожай» оказывается полностью собран, и сытые пауки прячутся под камни.
Много интересного узнал ученый за месяц жизни под облаками и установил полный список живых существ, которые чувствуют себя дома на границе жизни и смерти в горах. Список этот невелик: альпийская завирушка, стенолаз и черные паучки.
В половодье
Апрельское солнце к полудню грело по-летнему. Мне стало жарко бродить с ружьем в тяжелых резиновых сапогах и в теплой ватной тужурке. Я сел отдохнуть на берегу реки, разлившейся широко, по-весеннему.
Быстрое течение вертело воронки в мутной воде, несло клочья желтой пены и смытые с берегов бревна. На одном из них плыли белые трясогузки с черными «салфеточками» на зобиках. Они быстро перебегали с места на место, семеня тонкими ножками и помахивая длинными черными хвостиками.
Табунки диких уток то и дело пролетали над рекой, придерживаясь середины. Стрелять было далеко. Я положил ружье, взял в руки бинокль и любовался яркой окраской весеннего наряда селезней. Вот два красавца крякаша летят за скромно окрашенной уткой. В бинокль хорошо видны их бархатистые зеленовато-синие головки с белыми ошейниками и ярко-коричневыми грудками. Морковно-красные лапки четко выделяются на белом брюшке. Цветистые селезни на фоне весеннего неба очень красивы — все цвета радуги сверкают на их атласном оперении!
Вслед за ними, медленно махая крыльями, словно подчеркивая, что они никуда не торопятся, пролетели белоснежные чайки. А вместе с ними увязался черно-белый чибис. Он то отставал, то «забегал» вперед, но все же старался держаться вместе с чайками.
Чайки пролетели. Я опустил бинокль и вдруг увидал, что против меня плывет бревно и на нем мокрая лисица. Янтарно-желтые ее глаза тоскливо озирались по сторонам, мокрое тело трясла сильная дрожь. Под тяжестью лисицы бревно постепенно тонет — сначала медленно, потом все быстрее. Вот оно совсем скрывается под водой. Лиса всплывает, но рядом с ней выныривает бревно, и лиса опять взбирается на него, отряхивается и плывет некоторое время, чтобы снова повторить то же. Но почему же она не переплывает на берег? Ведь до него всего сорок-пятьдесят метров? Вероятно, лисица плывет издалека и привыкла к бревну... Мои догадки внезапно прервали новые события: на лису бросился беркут! Она заметила опасность и громко затявкала, оскалившись и подняв мокрый, тяжелый хвост. Беркут уже вытянул вперед лапы, но необычность обстановки испугала его, и хищник взмыл вверх над самой водой.
