Охотники за барсами - [5]
На третий день пути вода в бочонке стала плескаться на ухабах уже только на самом дне. Лица у всех делались все более озабоченными. Разговоры и смех давно смолкли. Невольно думалось о том, что у нашего грузовика, с «жизненным стажем» много более ста тысяч километров, вот-вот может выйти из строя какой-нибудь болтик среди множества тончайших деталей в его двигателе, и тогда... невольно припоминались слова провожавших нас товарищей:
«На одной машине, да еще старой, и в такую даль! Да вы с ума сошли?!»
Но вопреки всем мрачным мыслям трехтонка покорно неслась на юг, громыхая бортами и всем, чем можно было греметь старому грузовику на ухабах. Как в океане на корабле капитан держит курс по компасу, ничего не видя, кроме воды и неба, так и экспедиция ехала прямо на юг, а кругом во все стороны уже несколько дней на горизонте однообразная равнина сливалась с небом без всяких ориентиров.
За небольшими буграми неожиданно показалась полоска яркой зелени. Шофер крутнул руль, и машина подлетела к небольшому роднику. Какая приятная неожиданность! Вода выбегала говорливым ручейком из небольших зарослей тростника и, сверкая на солнце, бежала в ярко-зеленой оправе разных трав сотню метров, исчезая в земле.
Конечно, здесь устроили отдых до следующего дня, а шофер сразу нырнул под машину, громыхая ключами, и пролежал там до вечера. Наутро он снова полез под машину, сказав, что после ремонта мы поедем вдвое быстрее, «с ветерком».
В восемь часов утра мелодичный свист, скорее похожий на воркованье, заставил зоолога экспедиции поднять голову от дневника. Стайка пустынных рябчиков-бульдуруков опустилась к воде в конце родника. С минуту птицы сидели неподвижно, разглядывая людей, а затем короткими семенящими шажками побежали к воде и стали жадно пить по-голубиному — не отрывая клюва от воды и не запрокидывая головы вверх для каждого глотка, как это делают куры и большинство других птиц, даже водоплавающих.
Одна стайка рябков-бульдуруков сменяла другую до одиннадцати часов. Несколько стаек пустынных вьюрков тоже прилетало много раз за утро на водопой. Около одиннадцати прилет птиц прекратился, и у родника наступила тишина. Ремонт машины оказался сложнее, чем предполагался. Пришлось бездействовать два дня около спасительного родника. За всех работал один шофер и при этом с неиссякаемой энергией. Его пение под машиной «без слуха и голоса» запомнилось всем надолго.
На второй день прилет стай бульдуруков и вьюрков на водопой к роднику происходил точно в те же самые часы, что и вчера: с восьми утра до одиннадцати.
Когда зоолог, изнемогая от начавшейся в полуденные часы жары лежал в тени натянутого брезента, ему вдруг пришел в голову вопрос: отчего же бульдуруки и вьюрки прилетают на водопой стайками, а гнездятся поодиночке? И какая точность во времени — только с восьми до одиннадцати! Ответ на эту загадку нашелся только на следующий день, когда экспедиция неслась по пустыне действительно «с ветерком», опять с полным бочонком воды.
Было около десяти утра. В стороне от машины над самой землей летела стайка бульдуруков, направляясь к роднику. И вот у всех на глазах недалеко от стайки с земли взлетел рябок, быстро догнал летящих и унесся вместе с ними на водопой. Впрочем, тогда не придали этому значения. Но, когда через полчаса мимо пролетела большая стая обратно с водопоя и один рябок отделился и сел на землю, зоолог заподозрил решение загадки и, остановив машину, бегом бросился к этому месту. Рябок взлетел из-под ног, с гнезда-ямки, наполненной яйцами. Теперь все.понятно: на водопой являются временные стаи. Пролетая над пустыней, они все время увеличиваются за счет взлетающих с гнезд одиночных рябков. Таким же образом идет распад временной стаи на обратном пути.
После одиннадцати, когда в пустыне не стало видно летящих рябков-бульдуруков, метеоролог экспедиции посмотрел на термометр и сокрушенно сказал: — Ого, уже за сорок перевалило! Опять сегодня градусов шестьдесят будет.
Но зоолог обрадованно воскликнул:
Товарищи! С восьми до одиннадцати утра температура в пустыне около сорока градусов, как и в теле птиц. Вот они и покидают гнезда только в эти часы: позднее яйца перегреются, раньше восьми они могут охладиться.
На границе жизни
Проводник с вьючными лошадьми уехал, и профессор на месяц остался один среди мертвой тишины. Только ветер иногда посвистывал на вершинах. Густые облака часто закрывали снежные пики. Тогда камни сразу покрывались изморозью, становилось сыро и холодно, как осенью, несмотря на июль. Приходилось садиться на камень и терпеливо ждать, пока ветер не сорвет облако с горной вершины. В густом тумане, как ночью, рискованно делать даже несколько шагов — можно легко свалиться в пропасть.
Но вот порывом ветра облака угнало дальше, и сразу засверкало яркое летнее солнце. Чудесная панорама гор неожиданно открылась кругом, словно в темном кинозале на экране мгновенно появился красочный пейзаж. На юго-восток уходили вдаль снеговые вершины, и трудно было различить, где кончаются снежные пики, начинаются белые облака. А на севере горы круто спускались вниз, и от их подножия тянулась бесконечная равнина, белея песками на правобережье реки Или и сверкая узкой полоской ее воды.
