Охота за зачетом - [8]

Я же сама стояла, закусив губу и удерживая сразу и заклинания, которыми левитировала инструменты, и чары заживления, и проклятийный след, чтобы он, отделившись от тела, не утянул за собой душу за грань. А еще контролировала и работу целителя, отвечавшего за сокращения сердца, и аурника, что подпитывал оперируемого, и ассистирующих сестер, готовых в любой момент подать зажимы, тампоны, скальпели.

Операция закончилась ближе к полуночи. Лишь тогда я, завязав последний узел на шве, смогла выдохнуть.

– Перевязка. И как привезёте в палату – пять мер эликсира Уроха, две меры восстанавливающей сыворотки, три меры отвара живоглотки, смешанной с экстрактом мандрагоры, – отдала я распоряжение и вышла из операционной.

Голова кружилась, все тело ныло, но… на душе было легко. Я выиграла еще один бой в этой извечной войне целителя и смерти. Даже на миг показалось, что где-то рядом проскрежетала зубами старуха Хель.

Ан нет, не показалось, я внимательнее присмотрелась и увидела, как в углу сидит в своем черном балахоне костлявая.

Та, завидев меня, усмехнулась, перекинула косу из одной руки в другую и недовольно протянула:

– Опять ты, паразитка. А он, между прочим, моим был. У меня даже акт, подписанный, на отъём души Аэрина Ромирэля имеется. А ты, ырхова урозубка…

– И вам не хворать, госпожа Хель. – В обычном добром пожелании не было ничего крамольного, если не учитывать, кому именно я желаю здравия – Смерти.

– Ыть, зараза, знаешь толк в проклятиях, – сплюнула незваная гостья. Но мне почудилось, что в этой ее фразе скользнуло… уважение.

Впервые с Хель я столкнулась после одной из операций, когда, вычерпав резерв, едва сама не отдала богам душу. Тогда-то она ко мне и пришла. С повесткой. И несказанной радостью. Но я назло ей сумела выкарабкаться. И вот теперь мы периодически встречались с этой каргой. Иногда она уходила ни с чем. Порою, глумливо скалясь, с поживой.

Хель уже растворилась в ночи, а я все еще стояла.

– Ромирэль… – произнесла я вслух, прокатив имя на языке. Оно показалось мне горьким и сладким на вкус, как дикий мед.

А потом память услужливо подкинула мне образ преподавателя из академии. Столько лет прошло…. «Да ерунда, это не может быть он!» – подсказывал разум. Где прямолинейный бывший офицер, преподаватель академии – и где агент тайной канцелярии, да и вообще… нет, ерунда! Просто совпадение.

Любопытство, но вялое, придавленное усталостью. Лицо пациента было изувеченным, и я думала не о его красоте, а о том, как половчее срастить кости скулы, соединить сосуды и наложить швы.

Широко зевнув, поплелась к себе в кабинет. Я – аристократка, у которой было несколько особняков в столице, с бессчетным количеством спален и шикарных кроватей в оных, – опять буду спать на кушетке.

Может, и вправду, как шутила Вельма, купить спальный диван и поставить его сразу рядом с операционной?

Нет, любовники у меня были, но как-то эпизодически. И родители уже отчаялись, что я выйду замуж, ибо у меня уже есть супруг – работа. Она меня и кормит, и поит, и любит, правда – в мозг. Матушка с отцом уже согласились, и с большой охотой, на внебрачных внуков, только бы я родила. И я… я была не против. Но все некогда. Да и отца для своего ребенка нужно выбирать тщательно. Все же наследственность – великое дело.

Фыркнула своим мыслям. О чем только не начнет думать уставший мозг, когда тело вымотано до предела. Спать я легла на кушетке, прямо в халате. А вот утро началось с крика.

Я с трудом открыла глаза. И лишь спустя пару мгновений поняла: вопит одна из сестер-целительниц. А когда наконец-то проснулась, то смогла понять и по какой причине. Голосила она во всю мощь легких, чтобы мат одного из пациентов не перешел в предсмертный вздох.

А все оттого, что мой вчерашний пациент оказался очень резвым. А еще – редким. Я бы даже сказала, редкостным. Идиотом. И рвался – нет, не до утки (если бы!), зов природы еще можно оправдать, а до подвигов. Дескать, он требует какого-то Никориса Орха. А если мы не позовем, он отправится к нему сам. Вот прям в повязках.

Я, поняв, что еще немного – и все мои труды пойдут насмарку, так и рванула. Не причесавшись, не поправив помятого за ночь платья, не умывшись. Наверняка с заспанными глазами и отпечатком валика кушетки на скуле. Плевать!

Влетела в палату разъярённой фурией и застала картину: этот… недомумифицированный командовал! На моей территории! Причем ладно бы своими подчиненными. Так нет же! Сестрами-целительницами. И даже мной попытался.

– Помоги мне подняться, – прозвучало приказное из-под вороха бинтов.

У меня дернулся глаз.

– Я помогу… – многообещающе начала я и, сделав паузу, добавила: – …спуститься, – прошипела, уже наклоняясь над этим психом. Причем положила руки так, что они намертво прижали одеяло с обеих сторон от тела больного. – И с небес на землю, в Бездну, и даже за грань провожу, если жить надоело!

Пациент замер.

И не от моей гневной отповеди. Нет. Слова этому психу были что шкуре дракона снежок. Просто у меня кроме голосовых связок еще и силовые методы воздействия были.

Ведь целитель должен не только уметь рассечь скальпелем рану так, чтобы лезвие разрезало верхний слой, не потревожив нижний (хотя и расстояние между ними может быть тоньше волоса), но еще и иметь в руках силу, чтобы удержать ту же роженицу, когда она во время потуг может и кочергу узлом завязать. Нечаянно так. Или тролля, на которого не действуют обезболивающие заклинания, а ногу ампутировать нужно…