Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [7]
Из письма канцлера архиепископа Вюрцбурга, август, 1629 год
Долгое время охота на ведьм представлялась наследием «темного» средневековья, следствием засилия невежества и суеверий. Известный отечественный медиевист и историк ментальности А.Я. Гуревич отмечает, что парадоксальным образом дело обстоит совсем не так. Самый большой подъем демономании и гонений на ведьм приходится на период Позднего Возрождения и начала Просвещения. Именно тогда начинается качественно новый этап ведьмомании, который нельзя рассматривать как прямое продолжение более ранних преследований (Гуревич, 1987, с. 12–13). Ведьмы преследовались не более, чем остальные еретики, и только в конце XVI века они превратились в объект маниакальной охоты и репрессий.
Размах репрессий, начавшихся во второй половине XVI века, уничтожение светскими и церковными карательными структурами своих же собственных сограждан и прихожан неимоверны не только для того времени, они поражают и нас, перешагнувших в XXI век и искушенных своей кровавой историей.
Питер Брейгель. Правосудие (1559–1560). Гравюра. Фрагмент
Преследования еретиков начались еще в XII веке и обрели силу закона, когда в 1184 году папой Луцием III была введена епископская инквизиция. Вначале эти преследования только косвенно могли затронуть тему колдовства. Еретиками считались вальденсы, катары, альбигойцы, а также все те, кто позволил себе усомниться в католической догматике, но отнюдь не деревенские ведьмы. Хотя обвинения в вероотступничестве в адрес конкретных еретиков порою могли наряду с другими провинностями упоминать и обвинения в колдовстве.
Более века инквизиция искореняла еретические секты и процветала, конфискуя имущество еретиков. Но успешное искоренение ереси подорвало ее же источники финансирования. В 1375 году инквизитор Оймерик писал: «В наши дни не осталось богатых еретиков, так что принцы, не ожидая получения больших денег, не хотят вводить себя в расходы, очень жаль, что столь полезному учреждению, как наше, следует быть столь неуверенным в будущем» (Роббинс, 1996, с. 12).
В XIV веке успешно искоренили еще одно «зло» – изгнали из городов евреев, которые в течение нескольких столетий были виновны то в засухе, то в чуме, то в порче. Лавина еврейских погромов началась в 1348 году после большой вспышки чумы. К концу средневековья евреев в Европе почти не осталось (Groh, 1987).
Для социально-психологической атмосферы XIII–XIV–XV веков свойственны повышенная тревожность населения, коллективные фобии, страх перед жизнью, полной боли и лишений, страх смерти, страх перед загробным воздаянием… Страхи порождали образы «пляски смерти», пророчества скорого конца света, а также представления о силах зла, которые постоянно вмешиваются в жизнь человека. Трансформация представлений о соотношении сил добра и зла в картине мира людей той эпохи, смутные страхи, поиск инквизицией новых врагов, а также двойственное отношение к колдунам в народной культуре – все это могло стать благоприятным социально-историческим фоном для изменения отношения к ведьмам (Гуревич, 1987).
Идея приравнять занятия колдовством к ереси впервые, может быть, была высказана в 1258 году, когда инквизиция запросила папу Александра IV, «следует ли принимать во внимание чары и колдовство». Тогда, в середине XIII века, понтифик не дал прямого согласия, но оговорился, что преследованиям подлежат те чародеи, чье искусство вступает в противоречие с догматами веры. Позже суеверный папа Иоанн XXII, одержимый мыслью, что его пытаются околдовать, в булле от 1326/27(?) года признал реальность преступлений ведьм и призывал к борьбе с ними. Но и эта булла, и другие обращения Иоанна XXII к инквизиторам мало что изменили в отношении церкви к колдовству (Роббинс, 1996, с. 12, 181, 190–191, 220). О кардинальных изменениях в оценке колдовства свидетельствует поддержка Базельским собором и понтификатом папы Феликса V инквизиции против колдовства.
Немецкий исследователь В. Берингер показывает, что первые локальные волны преследований ведьм, прослеживающиеся уже в конце XV века, тесно связаны с эпидемиями чумы и другими социальными кризисами[1]. При этом многие зачинщики преследований были одновременно реформаторами церкви, так что поиск виновников всех бед и несчастий происходил под знаменем борьбы против примесей «суеверия» в христианской вере (Шверхофф, 1996, с. 310). С позиций христианства, ведьма представляла собой воплощение древних языческих традиций и являла «предельный случай нонконформизма» (Томас, 1982, с. 98–99).
Ведьмы, вызывающие бурю. Из книги Ульриха Молитора «De Lamiis» (1489) (перепечатка из: Роббинс, 1996)
Но ни эти ранние преследования ведьм, ни упомянутые папские буллы не имели непосредственной связи с тем пожаром, который охватил Европу во второй половине XVI века. И дело не только в массовости репрессий или количестве смертных приговоров. На первых ранних процессах выдвигались обвинения во вредоносном колдовстве, но и речи не было о ведьме как о пособнице дьявола. Пособницей дьявола ведьма станет значительно позже, к тому времени, когда в корне изменится само отношение к дьяволу. Если на протяжении всего средневековья дьявола просто страшились, он строил козни и обманывал людей, но был «обезьяной Господа» и мог действовать лишь в «очерченных божьей волей пределах», то к концу XV – в XVI веке Сатана уже мыслится как «Князь Тьмы», «всесильный соперник Бога», Антихрист
Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.
Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.