Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [8]
Однако основные положения колдовства как ереси вызревали еще около столетия, и главным среди них была идея союза ведьмы и дьявола.
Вехами в разработке идеи еретического колдовства, идеи, которая владела умами на протяжении почти что трех веков, были булла папы Иннокентия VIII от 5 декабря 1484 года и брошюра «Молот ведьм» (первое издание – 1486 год), сочиненная инквизиторами Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером (латинизированное Инститорис). Именно в этих документах древние легенды о черной магии соединяются с церковной догмой о ереси. В них оформляется идея колдовства как договора с дьяволом.
Булла от 5 декабря 1484 года документально закрепила переворот в христианской теологии: ранее вера в колдовство рассматривалась как язычество и, с этой точки зрения, была элементом ереси, что было отражено в Епископском каноне начала Х века; теперь же факт существования колдовства признается и оно квалифицируется как ересь (Роббинс, 1996, с. 189, 208–210).
Раннее изображение дьявола (1484) (перепечатка из: Роббинс, 1996)
«Не без мучительной боли недавно мы узнали, что в некоторых частях Германии… очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в плотский грех с демонами, инкубами и суккубами и своим колдовством… насылают порчу… …сверх того, они кощунственными устами отрекаются от самой веры, полученной при святом крещении, и что они, по наущению врага рода человеческого, дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода несказанных злодейств и преступлений, к погибели своих душ, к оскорблению Божеского величия и к соблазну для множества людей» (Булла, 5 декабря 1484 года) (цит. по: Лозинский, 2001, с. 26). В связи с этим церковь встает на защиту веры, и инквизиторам вручаются чрезвычайные полномочия: «Но мы устраним с пути все помехи, которые могут каким-либо образом препятствовать исполнению обязанностей инквизиторов… …дабы названные местности не остались без должного обслуживания инквизицией, мы, нашей апостольской властью, постановляем: да не чинится никакой помехи… инквизиторам, да позволено будет им исправлять, задерживать и наказывать лиц, совершивших указанные преступления, как если бы в полномочной грамоте были точно и поименно названы округа, города, епархии, местности, лица и преступления» (там же, с. 27).
Булла Иннокентия VIII была взята Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером в качестве предисловия к «Молоту ведьм». В «Молоте ведьм», наряду с дальнейшим обоснованием гнусности ведовства именно в силу его связи с дьяволом, содержится «практическое руководство», как бороться с разными видами колдовства, как возбуждать суды против ведьм, как добиваться от них признаний…
Но ни буллу, ни «Молот» историки не связывают напрямую с дальнейшими еще более ужасающими преследованиями ведьм. Напротив, к концу XV века число процессов сократилось. В первой половине XVI века отмечены лишь отдельные случаи преследования ведьм (Шверхофф, 1996, с. 310). «…Момент появления папской буллы и "Молота" отделен целым столетием от времени, когда развернулась массовая охота на ведьм. Иными словами, теоретическая подготовка преследователей ведьм на несколько поколений опередила эти преследования» (Гуревич, 1987, с. 35).
Понадобилось более века, чтобы идея еретического колдовства обрела энергию «запала» европейского масштаба.
С 1550—60-х годов количество процессов начинает расти, преследования ведьм обретают черты массовых репрессий и террора.
Историки Робер Мюшембле, Кит Томас и Алан Макфарлен связывают это с нарушением традиционного уклада жизни в западноевропейской деревне XVI–XVII веков: обострение антагонизма сельской зажиточной верхушки и бедноты; желание отвлечь внимание крестьян от имущественных и социальных противоречий; распад традиционных отношений взаимопомощи; кризис мировоззрения в связи с активным наступлением христианства на народную культуру и народную трактовку веры в Христа. Тогда суть массовой охоты на ведьм «можно трактовать как один из актов длительной борьбы церкви против народной культуры» (Гуревич, 1987, с. 41–45; Шверхофф, 1996, с. 320).
Для основной массы крестьянства в обстановке серьезных социальных потрясений ведьма, по замечанию А.Я. Гуревича, оказывается удобной фигурой, на которую можно возложить ответственность за все неурядицы и страхи. То есть деревенская колдунья оказывается тем «козлом отпущения», наказание которого создает иллюзию восстановления порядка (Гуревич, 1987, с. 42).
В. Берингер считает, что питательной средой для всплеска ненависти к ведьмам стал «общий кризис» конца XVI века: изменение климата привело к аграрным кризисам; стихийные бедствия и неурожаи сами по себе объявлялись результатом колдовства, к тому же они вели к росту заболеваемости и смертности, что в свою очередь тоже приписывалось ведьмам (см.: Шверхофф, 1996, с. 311). В. Берингер утверждает, что есть четкая связь между неурожаями, ростом цен и вспышками преследований ведьм. Однако Алан Макфарлен, проанализировав 500 судебных дел по ведовству, проходивших в графстве Эссекс в 1560–1680 годах, пришел к выводу, что никакими экономическими факторами невозможно объяснить преследования ведьм. Непосредственной связи между охотой на ведьм и увеличением давления населения на экономические ресурсы нет
Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.
Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.