Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [35]
Токугавский сегунат был очень хорошо организованным полицейским государством, почти что полностью изолированным от внешнего мира. Только в порт Нагасаки допускалось строго ограниченное в год число китайских кораблей и один голландский корабль, и там была голландская фактория, но не в городе, а на отдельном островке, и голландцы, что бы выйти с этого островка в город, должны были получать каждый раз специальный пропуск. Всем заправляла государственная тайная полиция, не очень даже и тайная, потому что официальные прокуроры были назначены к каждому князю в каждую провинциальную столицу, назывались они меджете, то есть глаз прикрепленный. Они должны были следить, чтобы князья там не зарывались, ну и соответственно у этих меджете была своя очень разветвленная сеть тайной полиции. Непосредственный же надзор над гражданами был возложен на буддийские приходы, при этом не имело значения, какую школу буддизма данный приход представляет. И вот эти буддийские священники, без регистрации которых человек не мог ни родиться, ни жениться, ни умереть, ни похорониться, следили за нравственностью местного населения. Если кому-либо надо было выехать за пределы уезда, то тот получал как бы паспорт или подорожную в соответствующем буддийском приходе и некое такое свидетельство о своей благонадежности и благонравности. Только при наличии таких документов, подписанных настоятелем, он мог отправиться в путешествие. Такую плотную зарегламентированную опеку и искоренение всяких вольностей в какой-то мере можно считать «буддийской инквизицией».
Тут еще дело в том, что в Японии не было никакого папы. Школ буддийских было много, в каждой из них был свой патриарх, но ничего сравнимого с властью папы римского у этих патриархов не было. Поэтому буддийские священники напрямую подчинялись в отношении своих полицейских функций, с одной стороны, княжеским властям, с другой же стороны, сегунским прокурорам, которые сидели в центре каждого княжества. Так что японские буддийские священники в этой ситуации как бы срастались с властными структурами и вынуждены были выполнять функции религиозно-полицейского надзора и с подозрением относиться ко всяким формам девиантного поведения. Как и католические инквизиторы или даже как большевистские идеологи на уровне какого-нибудь комиссара или секретаря партячейки, когда большевистская вера стала государственной верой, они на всякий случай считали, что народ нужно держать в страхе божьем, что народ должен не только повиноваться властям, но и вербально и поведенчески всячески эту лояльность подчеркивать. Вся наша советская жизнь была иллюстрацией этого, и не только советская, и многие другие Поэтому всякое проявление вольности, всякое девиантное поведение решительно подлежало искоренению.
Аналогичные социально-экономические процессы в Западной Европе и в Японии, централизация власти, выстраивание закрытого государства с единой религией и идеологией, а также противоборствующие этому центробежные тенденции, местнические интересы, отклонения от религиозного канона, революционные трактовки учения Будды, крестьянские восстания, которые проходили под знаменами разного рода еретических движений, – порождают аналогичные явления, а именно жестокие расправы властей с любыми формами девиантности. Все это та самая питательная среда, которая порождает в разном масштабе гонения и террор. Так что и далекая от Европы Япония на сломе формаций в период бурных экономических потрясений устроила нечто, весьма напоминающее охоту на ведьм.
Религиозная нетерпимость, коллективные фобии и социальные мифы, психологические механизмы, толерантность и интолерантность – все это «кроны деревьев», там есть, безусловно, свои причинно-следственные отношения и закономерности, но causa affitionis – она всегда в корнях, в базисе, в сфере экономических интересов, которые, не прямо, конечно, но косвенно, многократно опосредованно влияют на умонастроения, заправляя войной и миром.
С.А. Арутюнов,
член-корреспондент РАН,
зав. Центром народов Кавказа
Института этнологии и антропологии РАН
Продолжение разговора
Первое издание книги «Охота на ведьм: исторический опыт интолерантности» вышло в свет много лет назад. В 2018 году эта книжка была опубликована на немецком языке[11], пополнив собой ряды штудий, не столько о ведьмах, сколько о механизмах террора. Тема «охоты на ведьм» никак не отпускает, более того, перерастает свои исторические рамки, а ее знаки и фигуры пугающе проступают в событиях наших дней. Жизнь не перестает подкидывать материал, который подверстывается к написанному.
Обращение к материалам тех далеких репрессий, штудирование истории вооружает аналитическим «инструментарием», или, если прибегнуть к терминологии Г.В. Лейбница и В. Вундта, «апперцепцией», которая встраивает в акт восприятия окружающего мира и настоящего момента прошлый опыт. Только история и незабвение прошлого дают скромный шанс на предвидение. История помогает различить в череде повседневных событий общие тенденции грядущих (а иногда и грозящих) перемен.
Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.
Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941» рассказывает о пакте Молотова – Риббентропа, подписанном 23 августа 1939 года. Позже их яростная схватка окажется главным событием Второй мировой войны, но до этого два режима мирно сосуществовали в течение 22 месяцев – а это составляет не меньше трети всей продолжительности военного конфликта. Нацистско-советский пакт имел огромную историческую важность. Мурхаус со всей тщательностью и подробностью восстанавливает события, предшествовавшие подписанию этого документа, а также события, последовавшие после него, превращая исторический материал в увлекательный детектив.
Уникальный труд замечательного мыслителя Петра Андреевича Словцова (1767–1843) «Историческое обозрение Сибири» по праву называют «энциклопедией сибирской жизни». Словцов всесторонне показал рачительное обживание Сибири россиянами на протяжении двух с лишним столетий после похода дружины Ермака. Ученый планировал довести исследование до времен правления Александра I, но в действительности подробное освещение событий заканчивается на первых голах правления Екатерины II (некоторые примечания, правда, касаются 1830-х и начала 1840-х гг.). Мудрый Словцов у Сибири один — так распорядилась сама История, — недаром его называют «сибирским Карамзиным».
В монографии на основе широкого круга источников и литературы рассматривается проблема присоединения Марийского края к Русскому государству. Основное внимание уделено периоду с 1521 по 1557 годы, когда произошли решающие события, приведшие к вхождению марийского народа в состав России. В работе рассматриваются вопросы, которые ранее не затрагивались в предыдущих исследованиях. Анализируются социальный статус марийцев в составе Казанского ханства, выделяются их место и роль в системе московско-казанских отношений, освещается Черемисская война 1552–1557 гг., определяются последствия присоединения Марийского края к России. Книга адресована преподавателям, студентам и всем тем, кто интересуется средневековой историей Поволжья и России.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.