Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [34]
Такого рода процессы перехода от феодализма к буржуазному обществу в полной мере разворачивались в Западной Европе, чем, по существу, и была эпоха великих географических открытий, эпоха Реформации, а также, соответственно, эпоха инквизиции. Эти процессы не имели аналогов в других частях света, потому что там не было столь четко оформленного феодализма, не было столь четко оформленных буржуазных тенденций, скажем, вольных городов, купечества со своими ярко выраженными интересами, и не было перехода от феодального к буржуазному способу не только производства, но и всего общественного бытия. Поэтому мне думается, что в других местах такого явления, как охота на ведьм, в такой острой форме не возникало.
За одним исключением. Япония. Японский феодализм был точным сколком, конвергентным, конечно, европейского феодализма, почти что синхронным. И развитие буржуазных отношений в Японии не только сильно не отставало от Европы, но в ряде отношений и перегоняло Европу. Во всяком случае, такие явления, как универмаги, торговые компании, банковское и страховое дело, сетевые коммерческие организации, а также пресса, печатная литература (ксилографическая, разумеется) и издательства, специализирующиеся на той или иной форме литературы, – там были уже в XVIII-м, а частью уже в XVII веке, в начале же XIX века они были уже чрезвычайно развиты. Не хватало лишь машинной технологии, и когда в середине XIX века в Японию наконец проникла машинная технология, то она там нашла абсолютно готовую инфраструктуру, к которой могла быть привита. И Япония быстро вырвалась вперед. Ничего подобного столь бурными темпами не происходило ни в Китае, ни в Корее, ни в Таиланде, ни в Иране, ни даже в Оттоманской империи или других странах Азии, которым удалось избежать колониального господства. В силу каких-то закономерностей их внутреннего развития у них не было такого противостояния прошлого и будущего, не было такого противостояния капитализма и нарождающегося феодализма. А в Японии – было. И именно в Японии на Востоке мы находим наибольшую религиозную нетерпимость и нечто похожее на охоту на ведьм.
Надо сказать, что буддийская религия внешне во многом похожа на католическую. И когда португальцы попали на Восток и увидели буддийские храмы, буддийское монашество, буддийскую иконографию, они были поражены сходством. Они прямо писали, что дьявол подсказал этим язычникам такие формы культа, которые выглядели бы карикатурой на нашу истинную католическую религию. Очень похожей карикатурой. И сами японцы, глядя на этих красномордых, рыжеволосых, носатых варваров, которые вдруг появились у их берегов, изумлялись такому сходству. Но очень многие князья Южной Японии быстро сориентировались, что в христианстве можно найти союзника в борьбе против центрального режима, насаждаемого Токугавским сегунатом в XVII веке.
Так вот, с появлением португальских католических миссионеров многие князья Южной Японии принимали христианство и способствовали переходу в христианство своих подданных. Что, конечно, возмущало японское правительство и значительную часть добрых верующих буддистов. Поэтому родилась ответная реакция на это христианское движение, оно сперва ограничивалось, потом стало подавляться, потом стало искореняться, и искореняться самыми жестокими формами.
Заподозренных в тайном христианстве преследовали так же, как в Европе пособников Сатаны или врагов народа. Их пытали, их распинали, не жгли, правда, но распинали, и было очень много жестких форм борьбы с этой ересью, с этим чудовищем – католическим христианством. При всем при том кое-где в Южной Японии, особенно на мелких островах, сохранились до середины XIX века так называемые какуре каристан, то есть прятавшиеся христиане. Они действительно ушли в подполье, они внешне исповедовали буддизм, но на самом деле даже своим буддийским изображениям старались придать какие-то не слишком заметные маленькие знаковые черточки, которые позволяли им молиться Богоматери, делая вид, что они молятся Бодхисатве. А так как Бодхисатва Авалопитешвара в восточном буддизме имеет женский облик, то ее иконы воспринимались как иконы Богоматери.
Оторванные от духовных наставников, оторванные от Ватикана, японские христиане в течение пары веков спонтанно исказили свое католичество так, что когда уже где-то в 1870-е годы запрет на христианство был снят и туда приехали католические миссионеры, то они пришли в ужас. Пришлось какуре каристан крестить и обращать заново. Но надо сказать, не все и обратились, часть осталась при своей форме христианства, пусть это были и очень немногие деревни, точнее, группы деревень.
Во времена расцвета преследований христиан был такой своеобразный очень обычай. Изготавливались металлические латунные иконы Богоматери и Христа. Металлические – чтобы они выдерживали тяжелые нагрузки. Время от времени какой-то группе людей, какому-то селу предлагалось продемонстрировать свою неприязнь или отказ от христианства путем попрания этих изображений. Их клали на землю, и все истовые буддисты всей деревней должны были с топотом по ним пройтись. Обряд этот назывался
Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.
Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.