Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [11]

Шрифт
Интервал

1996, с. 447–448).

Жизнь стала хуже, разорившихся и нищих еще больше, а охота пошла на спад. Причем спад этот был во всех слоях и сословиях, иначе ограничения не вводились бы в юридическом порядке или имели бы место самосуды и расправы.

Возникает ощущение некой пропорции добра и зла, жестокости и милосердия, грубое нарушение которой заставляет снова выровняться чаши весов, восстанавливая это никому не ведомое соотношение.

* * *

Так все же почему и как традиционно настороженное отношение к ведьме из общих религиозных и социальных установок переросло в руководство к действию и террор?

Каким образом колдовство из нежелательного народного суеверия стало превращаться в самый страшный для христианина грех – в ересь? Ведь церковь мирно уживалась и взаимодействовала с народной культурой и пережитками язычества на протяжении многих веков.

Как ренессансная культура с ее интересом к человеку, к просвещению, к научным знаниям о мире могла породить такой всплеск охоты на ведьм, какой был в конце XVI – первой половине XVII века?


Христианский образ антимира и еретическое колдовство

Лицо врага пугает меня, когда я вижу,

как оно похоже на мое собственное.


Потусторонний мир подчиняется законам,

действующим по сю сторону.

Станислав Ежи Лец

Реформация, движение за религиозные реформы, одной из главных своих целей видела восстановление первоначального апостольского христианства во всей его чистоте, искоренение остатков язычества и утверждение жестких требований к нравственному облику и образу жизни истинного христианина. Обмирщению и роскоши Римской церкви противопоставлялся идеал бедности, отречения от земных благ, пренебрежения плотскими утехами. Идея чистоты веры перерастала в религиозную нетерпимость и становилась воинствующим идеалом.

Ответное движение – Контрреформация, – породившее орден иезуитов с его строгой дисциплиной, аскетизмом и отречением от земных радостей «К вящей славе Господней!», по сути, в отношении человека выдвигало требования почти что те же, что и Реформация: безоглядная вера, нестяжательство и беспощадность к тем, кто осмелился возроптать на римско-католическую церковь. В плане ужесточения нравов и воинственного неприятия всего того, что хоть как-то не вписывается в провозглашенные идеалы, крайности сошлись. И Реформация и Контрреформация в своей «антропологической части» стремились к созданию нового человека, своего рода Homo religicus, свободного от скверны язычества, произвольных трактовок догматов веры и принятия собственных решений на тему, что есть благо.

Строго говоря, стремление к тотальному контролю над всеми сферами жизни добропорядочных мирян дает о себе знать несколько раньше, до Реформации и Контрреформации. Еще в XIII веке на юге Франции, в Провансе инквизиторы-доминиканцы не только огнем и мечом искореняли еретиков-сектантов, но и с великим рвением взялись следить за обыденной жизнью своей паствы. Так, в городе Монтобане запрещаются игры и песни, жонглеры и шумные праздники, регламентируются такие стороны быта, как сон и еда – все в строго установленное время, а также обстановка дома и одежда. Обязательным становится ношение одежды определенного покроя, оговаривается допустимая длина шлейфа и строжайше запрещается ношение украшений из золота, серебра и драгоценных камней – не должно быть ни намека на роскошь и щегольство: «…не дозволяется употреблять парчовых или шелковых одежд и мехов; вместо них следует носить простые суконные с отделкою из красной кожи… Гражданки не должны носить булавок и застежек на платьях и корсетах; взамен их нашивать по 10 пуговиц ценою не более 3 солидов… Мужья, граждане Монтобана, обязаны наблюдать, чтобы их жены не носили запрещенных вещей». Ограничения вводятся даже на разговоры соседки с соседкой и на приглашение гостей в частный дом на семейный праздник… И все это оформляется в виде законов, уставов и штрафов за нарушения (Кадмин, 2005, с. 95–98). Но в XIII веке подобные строгости представляются исключительными мерами и произволом местных властей. В XVI же веке нечто похожее происходит уже во множестве городов.


Скульптура из г. Кутна-Гора, Чехия


В связи с развитием производства и миграцией населения в города приблизительно в это же время прослеживаются процессы сегрегирования маргинальных элементов населения от «благопристойного общества». Городские власти на рубеже XV–XVI веков создают предписания для поведения нищих, вводят знаки отличия «своих» нищих и «пришлых», также знаки отличия для уличных проституток, а общий контроль за всем маргинальным сообществом поручают палачу как представителю городских властей. Из городов выдворяются бродячие музыканты, фокусники, лицедеи. В начале XVI века в Кельне выделяется своеобразная «элита» маргиналов – цирюльники, банщики, хирурги. Они создают общий цех врачей, который, хоть и признается официально, частично все же «поражен в правах» (Ирзиглер, Лассота, 1987, с. 205–219).

Прослеживаются последовательная тенденция к упорядочению социальной структуры общества и стремление избавиться от многоликости и многоплановости культуры, унаследованной от средневековья.


Еще от автора Мария Владимировна Тендрякова
Игровые миры: от homo ludens до геймера

Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.


Антропология детства. Прошлое о современности

Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.


Рекомендуем почитать
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.


Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное

Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.


«Шпионы  Ватикана…»

Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.


История эллинизма

«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.


Англия времен Ричарда Львиное Сердце

Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.


«Мое утраченное счастье…»

Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.