Охота на олигархов - [15]

— Извините!

Девушка подняла на него глаза и улыбнулась

— Ничего страшного, я сама виновата, — тихо сказала она и отошла к яхте. Нур проводил её взглядом — кого–то эта девушка ему напомнила… Лишь через несколько минут он понял, кого. Девушка, точнее, её весёлые светло–карие глаза были похожи на Нюшины. Но Нюши не сегодняшней, дружелюбной и равнодушной, а Нюши той давней поры, когда она была влюблена в него…

Нур машинально разглядывал надпись на поезде «Великий железный путь к 1900 году», боясь обернуться. Почему–то ему казалось, что девушка с Нюшиными глазами смотрит на него.

— Нурмухамет, это вы? — услышал он незнакомый женский голос и отвёл глаза от паровоза.

Рядом стояла и, щурясь, разглядывала его немолодая женщина с гладко зачёсанными волосами. В тёмных, с сединой волосах был заколот черепаховый гребень с вкраплёнными бриллиантами. — Нурмухамет Сафин, не так ли? — дама светски улыбнулась.

— Именно так, — согласился Нур и поискал глазами девушку в чёрном платье. Оказалась, та была в другой стороне зала, возле фуршетных столов. Девушка сдержанно улыбалась республиканскому министру по транспорту и кивала, соглашаясь. Министр распинался что было сил — не иначе, как крупный специалист, объяснял принцип действия парового двигателя в одном, отдельно взятом яйце.

— А вы меня не узнаёте? — спросила дама с гребнем и рассмеялась: — Ах, конечно, нет! А я вас помню вот таким…

Дама опустила руку где–то на уровень табуретки и объяснила:

— Мы с вашей мамой, Ильмирой, вместе учились в институте и работали. А потом моего мужа перевели в Москву… Ну что ж, давайте знакомиться заново: Латыпова Гюзелла Альбертовна. В девичестве — Рамазанова. Неужели не слышали — Гуля Рамазанова?

Последнее имя Нуру было хорошо знакомо: про мамину институтскую подругу Гулю он слышал множество весёлых историй.

Как Гуля назначила свидание трём поклонникам, а сама пошла в кино с подругой Ильмирой.

Как Гуля с Ильмирой катались на лыжах и чуть не угодили в лапы медведю, а потом кормили его конфетами. Медведь был вовсе не диким, а ручным мишкой, сбежавшим из уфимского цирка.

Как Гуля с Ильмирой списывали на госэкзамене, а шпоры оказались совсем по другому предмету…

— Конечно, слышал! — обрадовался Нур и, склонившись, с чувством поцеловал душистую руку маминой подруги. — Вот мама расстроится, что не смогла пойти сегодня! Вы давно приехали?

— Позавчера, у моих родителей золотая свадьба, — объяснила Гюзелла Альбертовна. — А что с мамой?

— Кажется, простудилась немного.

— Передавай привет, мы постараемся заглянуть, ну, или, если не успеем, я позвоню обязательно, — пообещала Гюзелла Альбертовна. — Мы с дочерью завтра собирались обратно в Москву, но билетов нет, обещали из брони…

— Я как раз завтра вечером лечу в Москву на самолёте «Севернефти», — Нур почему–то постеснялся сказать, что у него личный самолёт. — Хотите, возьму вас пассажиркой?

— Да что вы говорите! — обрадовалась Гюзелла Альбертовна. — Только я не одна, а с дочерью…

— Хоть с тремя, — рассмеялся Нур. — Самолёт большой. Так я передам маме, что вы к ней заедете?

Он написал на листке домашний номер и протянул Гюзелле Альбертовне.

— Лучше я сама ей позвоню, — она аккуратно сложила листок вчетверо и спрятала в маленькую сумочку. — А вот, кстати, и моя дочь. Познакомьтесь, Нурмухамет — это Мадина.

Гюзелла Альбертовна глазами показала Нуру, что неплохо бы и обернуться.

Он послушно повернул голову на запах нежных, пахнущих свежескошенным сеном духов и обомлел: перед ним стояла девушка с Нюшиными глазами.

— Мадина, — согласилась девушка, теребя жемчужное ожерелье.

***

Марбелья

В отличие от остального дома в кабинете было тепло. С самого утра Иван Адамович топил камин. Без этого прямо–таки пальцы замерзали, не желая бегать по клавишам компьютера. А чем ещё другим мог здесь и сейчас заняться Иван Адамович, если не работой? С Россией он был связан исключительно виртуально — при помощи телефона да ещё оптико–волоконных сетей и Инетернета. Зато связь эта была практически беспрерывной.

Герцензон получал всю оперативную информацию по поводу ситуации, складывавшейся вокруг СНК. И ситуация эта Герцензону не нравилась. Как не нравилось ему и то, что жена его, Ляля, всё никак не могла собраться и приехать к нему. Вбила себе в голову, что хочет сниматься. И ладно бы ещё в большом кино, это Иван Адамович постарался бы понять. Но Ляля собиралась играть в очередном идиотском сериале.

Настроение было пресобачье. Словно подыгрывая холоду и Лялиному упрямству, разболелась левая нога, которую он вчера подвернул, спускаясь с лестницы.

Это была старая, ещё студенческая травма. Первый раз Герцензон повредил «крайнюю, мать её, левую» во время студенческого чемпионата по волейболу. Это их институтский тренер, крикливый Сан Саныч так выразился — «крайняя левая» с матерью по центру. Сан Саныч вообще любил сказать красиво, и по большей части нецензурно.

Студенческая травма давала о себе знать в «теннисные» времена. Когда ни один нормальный вопрос по бизнесу нельзя было решить без партии–другой. Те теннисные времена уже канули в Лету, а нога осталась и напомнила о своём существовании так вот подло, совсем не вовремя. Это же — курам на смех! Сидит один–одинёшенек в непротопленной вилле один из самых богатых людей России, и его нога считает себя хозяйкой ситуации!