Огюст Ренуар - [103]

«Дорогой мсье Моттец

Ваше намерение переиздать перевод книги Ченнино Ченнини, сделанный вашим отцом, находит свое оправдание в сыновних чувствах, в вашем желании воздать должное усилиям одного из самых честных и наиболее талантливых художников нашего века. Одного этого было бы достаточно, чтобы вам были за него признательны… Но переиздание этого трактата о живописи имеет и более широкое значение и приходится на время, когда оно необходимо, а в этом залог успеха.

За последние сто лет было сделано столько поразительных открытий, что ослепленные ими люди, кажется, забыли, что до них жили другие. Мне кажется полезным иногда напомнить им про то, что у них были предки, которыми не следует пренебрегать. Издание трактата послужит этой цели.

…Разумеется, всегда будут Энгры и Коро, как были Рафаэли и Тицианы, но это личности исключительные и никто не вздумает писать трактат о живописи для них.

Молодые художники, взявшие на себя труд прочитать трактат Ченнини, убедятся в том, что не все его современники, жизнь которых он воспроизводит, были гениями, но что все они были замечательными ремесленниками.

Ваш отец прекрасно понял, что единственной целью Ченнини было воспитать как можно больше хороших ремесленников.

…Мне представляется, что художник, мечтавший вернуть фреске ее первоначальное значение и место в архитектурной декорации, испытывал большую радость, переводя книгу Ченнини.

Он нашел в ней даже поощрение своей попытки возрождения фрески, не думая о тех разочарованиях, которые его ждали.

Ваш отец, который мог бы сказать о себе словами поэта, что он пришел слишком поздно в этот слишком старый мир, был жертвой благородной иллюзии. Он думал, что возможно возобновить то, что за много веков до нас осуществляли другие.

Он хорошо знал, что большие декоративные ансамбли итальянских мастеров не были произведениями только одного человека, но созданием коллектива, мастерской, которую воодушевлял дух мастера. Он мечтал о возрождении подобного сотрудничества для создания новых шедевров.

Среда, в которой он жил, поддерживала его мечту. Он принадлежал к той фаланге молодых художников, которые работали под сенью Энгра и братская группировка которых имела внешнее сходство с мастерскими Возрождения. Но это была только видимость, потому что нельзя жить вне своего времени, а наше время не благоприятствует восстановлению подобных объединений.

…Это мастерство, которого мы никогда вполне не познаем, потому что никто не может уже нас научить, с тех пор как мы освободились от традиций.

Между тем мастерство живописцев итальянского Ренессанса было таким же, как мастерство их предшественников.

Если бы греки составили трактат о живописи, он, поверьте мне, был бы идентичен трактату Ченнини.

Вся живопись, начиная от помпеянской, созданной греками (римляне, велеречивые и хищные, без сомнения, не оставили бы ничего без греков, которых они победили, но которым были неспособны подражать), вплоть до живописи Коро, не исключая Пуссена, кажется, сошла с одной и той же палитры. Все учились некогда этой манере писать у своего учителя; их гений, если они его имели, довершал остальное.

…Суровое обучение, обязательное для молодых живописцев, никогда не препятствовало развитию их индивидуальности. Рафаэль, который был прилежным учеником Перуджино, тем не менее сделался божественным Рафаэлем.

Но для того чтобы объяснить общую ценность старого искусства, надо помнить, что помимо покорно принимаемых советов учителя было еще нечто, также теперь исчезнувшее, но наполнявшее душу современников Ченнино: религиозное чувство, самый плодотворный источник вдохновения. Именно оно придает всем их творениям двойственный характер благородства и наивности и предохраняет от всяких крайностей и чувства смехотворного.

Эта концепция божественного всегда порождала у выдающихся народов идею порядка, иерархии и традицию. И если можно допустить, что люди представляли себе мир на небесах устроенным по образцу человеческого общества, не менее справедливо и то, что эта божественная организация в свою очередь оказала значительное влияние на человеческие умы и определила их идеал.

…Если бы христианство восторжествовало в своей первоначальной форме, у нас не было бы ни великолепных соборов, ни скульптур, ни живописи.

По счастью, не все египетские и греческие боги умерли; они и спасли красоту, проникнув в новую религию.

…Следует отметить, однако, что наряду с религиозным чувством и другие причины в значительной мере развивали в прежнем ремесленнике качества, которые ставили его вне сравнения.

Таково было, например, правило, предписывающее, чтобы предмет был изготовлен сначала до конца одним и тем же работником. Этот последний мог в этом случае внести в работу много своего, личного, мог заинтересоваться ею, потому что исполнял ее один целиком. Трудности, которые ему приходилось преодолевать, вкус, который он хотел проявить, держали его мозг в напряжении, а успех его усилий наполнял радостью.

Ныне этих элементов интереса, этого возбуждения интеллекта, которые находили прежде ремесленники, уже не существует.

Механизация и разделение труда превратили ремесленника в простую рабочую силу и убили радость труда.