Огонь Менестреля - [4]

Д. Д. Пеппер впервые появилась в «Аквэриан» прошлой весной. Клубу был всего год, но он уже стал одним из самых оживленных ночных мест Нью-Йорка. Лэн открыл его почти сразу, как отыграл центровым свой последний сезон в «Нике». Когда-то он мечтал завести бедный и грязный джазовый притон и назвать его «Гринвич Вилидж». Но если он что-то и узнал за долгие годы, проведенные на баскетбольной площадке, так это то, кто он такой и, самое главное, — кем он никогда не станет. Бедность и пороки не были его уделом, да и в джазовые фанаты он не мог себя записать. Он остановился на коктейле — немного поп-музыки, немного рока, немного легкой классики, и не стал связывать руки музыкантам, предоставив им самим делать свое дело. Его клуб должен обладать легким шармом и иметь свое лицо. Таков был предел его требований. Ему хотелось, чтобы клуб стал тем местом, где люди смогут хорошо проводить время, носить свои лучшие наряды, проявлять свои лучшие качества.

Поначалу ему показалось, что Д. Д, не впишется сюда. Она пришла в одном из своих сумасшедших платьев пошива тридцатых годов, увешанная искусственными бриллиантами, и уселась за рояль с таким видом, словно говорила — эй, привет, малыш, я своя. Тогда же он понял, что она умеет обращаться с инструментом. Бог с ними, с ее безумными волосами цвета лаванды и его собственным ощущением, что она чего-то недоговаривает.

Она поиграла несколько секунд, остановилась и повернулась к нему.

— Вам известно, что у него хрипят басы?

— Верно, — уклончиво ответил Лэн.

— Сегодня я как-нибудь обойдусь, но вы должны настроить его.

— Обязательно, крошка. Мы все поправим.

И не успел он спихнуть ее маленькую попку со стула, как она начала играть. И тут он уже не смог прервать ее. Он просто стоял и слушал. Ее техника была поразительной. Он никогда не слышал, чтобы этот роялишка издавал такие звуки, и к черту басы! Но она не давала себе увлечься, неотступно следуя нотам, которые были в ее голове. А он вдруг почувствовал, как что-то внутри нее рвется наружу. И если оно когда-нибудь выплеснется — черт! — он хотел бы посмотреть, как будут сотрясаться эти стены!

Она сыграла три мелодии и остановилась. Затем повернулась на стуле. Снизу в ожидании вердикта на него сквозь розово-голубые пряди волос смотрели ее глаза. Она ровно дышала и совсем не казалась взволнованной. У Лэна сложилось впечатление, что если он откажет ей, она просто пожмет красивыми покатыми плечами и прошествует к выходу, а ее самолюбие останется нетронутым.

— Ну что ж, неплохо, Д. Д.

Фальшивое имя, решил он. Кому, черт побери, пришло бы в голову назвать крошку с такими глазами Д. Д.? В фамилию Пеппер он тоже не поверил.

— Спасибо, — сказала она.

Простая вежливость и никакого чувства облегчения, так показалось Лэну. Она знала, что была хороша.

— Тебе не хватает только раскованности, подпусти жара, когда играешь.

Она насупилась и причмокнула фиолетовыми губами.

— Вы хотите сказать, больше импровизации?

— Да-да, импровизации.

Во что же ты ввязываешься, детка, подумал он. А сам уже говорил:

— Ты можешь играть во время завтраков, если хочешь. Мне нужен человек, который сможет отыграть днем в воскресенье. Если, конечно, тебе это интересно. Мы иногда приглашаем сюда исполнителей классики. Ты знаешь что-нибудь из Баха или Бетховена?

— Я бы предпочла держаться джаза или поп-музыки. Когда мне приступать?

— Завтра вечером.

— Завтра вечером я не могу.

— Не можешь?

— У меня уже договоренность.

— Ты играешь в другом клубе?

— Нет.

Она не собиралась ничего объяснять.

— А как насчет воскресенья?

— Вы что, хотите, чтобы я начала с обедов?

— Ну да. Ты же не Эрл Хайнс, крошка.

И тут ее роскошные нежные белые щечки стали пунцовыми.

— Хорошо, мистер…

Черт! Она даже не помнит его имени.

— Везерелл, — невозмутимо подсказал он. — Лэн Везерелл.

Она никогда не слышала о нем. У нее ушло две недели на то, чтобы уяснить, кто он такой. Тогда она заявила, что любит хоккей, а не баскетбол. Он как-то невзначай упомянул Уэйна Грецки, но она лишь переспросила «Кто?». Еще одна маленькая неувязка, которая вместе с остальными складывалась в одну большую ложь. Но Лэн решил для себя, что если Д. Д. Пеппер когда-нибудь захочет пооткровенничать с ним, тогда он ее и выслушает.

А пока этого не случилось, он позволил ей быть той, кем она желала.

— Привет, малышка, — протянул он, ухмыляясь. Сейчас ее глаза были накрашены сверкающими золотистыми тенями. — Рад тебя видеть. Ну как Новая Зеландия?

Доли секунды она смотрела на него, словно не понимая, о чем он толкует. Похоже, она забыла, что оставила его на четыре месяца, для того чтобы полазать по горам Новой Зеландии. Но тут ее осенило, и она рассмеялась.

— Новая Зеландия ужасна.

С таким же успехом она могла сказать ему, что была в Якутске.

— Ты привезла мне овцу?

— Открытки.

Черт, где она раздобыла открытки? Можно было поклясться, что не в Новой Зеландии.

— Ты готова играть?

Она широко улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке было облегчение.

— Конечно.

— Тогда пошли. А потом расскажешь о Новой Зеландии.

— С удовольствием.

Блеск ее глаз подсказал ему, что ей доставляет удовольствие врать. Но внутри их ждала послеполуденная толпа и маленький рояль, и было видно, что она им рада.