Огни Анютинска - [9]

этом состоянии, кажется, что время вообще не идет, а когда возвращаешься

из него, кажется, что прошла уже вечность. Леснинский поймал себя на

мысли, что уже очень долго стоит напротив стеллажа с продуктами и тупо

смотрит в пачку с печеньем.

Порыскав еще немного в правой части магазина, Леснинский

отправился на кассы и, расставшись с небольшой суммой денег, вышел на

улицу. Теперь надо перейти, и налево, налево, налево… С трудом перейдя

проспект, по которому мчались машины, противно гудя, как будто обзывая

ругательскими словами пешеходов, переходящих по «зебре», Леснинский

очутился на небольшой улице. Улица была довольно мрачной и унылой. По

обеим сторонам тянулись невзрачные, серые и темно-коричневые трех-,

четырехэтажные дома, на тротуарах народу почти не было, в отличие от

шумного проспекта… Грустно. Но вскоре грусть ушла, и появилось

раздражение. Точнее, грусть и раздражение объединились, превратившись

в досаду. За все время, пока Леснинский шел по этой улице, его успели

облаять три собаки. Собак, по-видимому, выпускали погулять жители

близлежащих домов, используя в качестве собачьих площадок улицы и

дворы, и на все возмущения прохожих отвечали: «Они добрые, они не

кусаются». То, что в пятидесяти метрах находится недавно созданная

площадка для выгула собак, а во дворе гуляют маленькие дети, их не

смущало. «Теперь-то я понял, почему наш город так называется!», -

подумал Леснинский. Улица оставила Леснинскому, мягко говоря, не самое

лучшее впечатление. Но она закончилась, и уткнулась в шоссе. И теперь

пора было идти на север. К неизведанным землям и манящим далям. Но

сначала надо было просто дойти до Кореньков.

X

Шоссе было пустынно. Пешеходов не было вообще, и лишь изредка в

вечерней полутьме мимо проезжали автомобили. Трасса была освещена

тусклыми фонарями. Вся эта картина навевала даже не тоску, а какое-то

лирическое настроение. Если на предыдущей улице царила атмосфера

досады, то атмосферу шоссе можно было бы скорее назвать светлой грустью.

Что-то поэтическое, что-то одухотворяющее и пронзительное было в этом

бледно-розовом вечернем небе. Как печальная песня, лился закат на землю,

чтобы завершить очередной день, который во многом был последним.

Домов в этой части города, на самой его окраине, уже не было. По

правой стороне, метрах в тридцати, распластались какие-то длинные и

широкие склады, вдалеке виднелись какие-то промышленные сооружения.

Спустя еще несколько минут ходьбы впереди показалась табличка –

дорожный знак, означающий окончание населенного пункта:

«Мерзкособачинск» перечеркнуто.

«Прощай, знакомый город», - подумал Леснинский, - «Ты стал для

меня слишком чужим. Нас с тобой больше не связывают те короткие

минуты счастья, что проводил я на твоих улицах десяток лет назад».

«Странно, но мне совсем не жалко и, плюс ко всему, совсем не страшно

покидать место, где я жил всегда, и идти в неизвестность. Но я иду как будто

не сам, меня как будто кто-то ведет, указывая дорогу и пополняя силы. И я

знаю, кто это. Это мой же собственный внутренний голос. Единственный,

кому я доверяю, и кто еще ни разу меня не обманул. Единственный, кто

может быть мне указом, кто всегда знает то, что для меня действительно

будет лучше, ведь он во мне, и он из моего мира, и вещает оттуда даже тогда,

когда я далеко-далеко», - размышлял Леснинский. «Кстати, по

официальной версии я ведь иду к своей бабушке в деревню. А где живет эта

самая предполагаемая бабушка? Будем считать, что в Кореньках. А когда я

приду в Кореньки, она будет жить уже в Грачевке. А когда я приеду в

Грачевку… стоп. Не будем забегать вперед, надо вначале хотя бы сесть на

электричку».

После выезда из города на шоссе тротуаров уже не было, и идти

приходилось по неприглядным обочинам, истерзанным бесконечными

ямами. Садилось солнце, и уже становилось довольно холодно. Мысль о

ночевке среди всех других мыслей периодически возвращалась к

Леснинскому, и каждый раз была для него маленьким ударом. «Идеально,

конечно, было бы наткнуться где-нибудь на заброшенный домик лесника,

где и перекантоваться до утра. Но вероятность этого, говоря языком мат.

анализа, стремится к нулю. Нет, конечно, я хотел бы переночевать в

пятизвездочном отеле, или, хотя бы, в обычной недорогой гостинице, на

которую у меня хватило бы денег. Но дело, к сожалению, не в цене. Туда без

документов не заселишься. Рано или поздно мою пропажу заметят,

особенно, когда время подойдет идти в военкомат, а местами своего

пребывания мне светиться не надо. По-видимому, ночевать придется в

лесу» - думал Леснинский. Как будет выглядеть ночевка в лесу, он тоже

представлял себе слабо. Ни спального мешка, ни, тем более, палатки у него,