Офицерский крест - [60]

* * *

Умноглазые и скромные люди, которых Журбей набрал в свою команду, понравились Гаевскому. Были в ней интеллигентного вида седоголовые или облысевшие до желтоватого блеска бильярдных шаров некоторые старички из прежней команды, были и люди заметно моложе – из других конструкторских бюро и научно-исследовательских институтов.

Была и дерзкая, амбициозная молодежь, упивающаяся каким-то своим загранично-компьютерным языком, – эти парни и в чертежной, в лаборатории, и в баре устраивали шумные дискуссии, с превосходством поглядывая на окружающих. Кто-то из них однажды так достал своей компьютерной грамотностью старика Кружинера, что он загнал в угол такого дерзкого хвастуна какой-то остроумной физической задачкой, – а когда тот сдался, что-то все еще лопоча про нехватку данных, Яков Абрамыч сказал ему:

– Так что, сынок, не учи деда детей делать. И не умничай. А то ты умничаешь, как тот еврей в анекдоте. Контролер в поезде обращается к нему:

– У вас билет до Херсона, а поезд идет в Конотоп.

А еврей ему отвечает:

– И часто ваши машинисты так ошибаются?

* * *

В тот день во внутреннем дворике института, на лавке у засыпанного сырой желтой листвой фонтана, Гаевский узнал от Кружинера, что начальник института Померанцев собрал в своем кабинете всех заместителей и там еще раз извинился перед стариком за хамство и на совещании в Капустином Яру, и в гостиничном номере генерала Курилова.

– Извиниться-то извинился, – как-то грустно говорил Яков Абрамыч, – да ведь сказанное назад не вернешь… Я его, конечно, еще раз простил, но… Но вот уже какую неделю думаю, – может, мне действительно пора отсюда уходить, а? А тут еще сердце что-то в последнее время стало прихватывать… Я после той схватки с Померанцевым не только коньячок иногда пью, но и таблетки горстями ем. Даже курить перестал! Да что-то толку нет.

Гаевский как мог успокаивал Кружинера, ободрял его, – мол, все будет хорошо…

Кружинер смотрел на него добрыми, но недоверчивыми глазами.

* * *

Гаевский работал в группе Журбея с тем азартом, который давненько его не посещал. Заглядывая в кабинеты, где умнолицые коллеги в цивильном корпели над расчетами или же яростно спорили у стендов, кульманов или компьютеров, он испытывал иногда странное чувство смущения и даже стыда. Это случалось, когда он видел как крупный спец по ракетным двигателям со значком лауреата госпремии на лацкане заношенного пиджачка заваривал «доширак» на подоконнике, а другой, не менее известный светила (его в концерне называли «гением системы самонаведения ракеты») шелестел бумагой у компьютера, разворачивая принесенный из дома тощий бутерброд…

С этими людьми было стыдно работать спустя рукава. Артему Павловичу было приятно сознавать, что он входит в их команду. Он даже гордился этим. Команда жила и работала с сознанием великого дела, которое объединяло всех. Иногда, постукивая своей черной лакированной тростью, в лабораторию, где работал Гаевский, заходил старик Кружинер.

– Ну и что тут у вас интересного? – спрашивал он, присаживаясь на стул рядом с полковником, и, набросив очки на свой длинный нос, смотрел на синий экран компьютера, где в разных проекциях вращался сенсор, над которым уже которую неделю мозговал Гаевский.

– Так-так, тааак, хитро придумано, умненько придумано, Артем Палыч, – ишь, как ловко вы цепь отражателя в программу запустили… А вот тут у вас уже не получится! Тут вы облучение «мозгов» ракеты супостатом никак не заблокируете… Сюда бы надо больше энергии подбросить…

Старик брал чистый лист бумаги и испещрял его длинными формулами расчетов.

– Вот, маладой челаэк, вот где надо энергии добавить, – говорил Кружинер, протирая тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза, – вы придумали гениальный ход… Но вам самой малости в расчетах не хватило. Са-мой… Ну, я пошел, удачи вам, маладой челаэк…

Когда Гаевский показал свои расчеты по сенсорным отражателям Журбею, тот аж откинулся на спинку кресла, уважительно взглянул на полковника и вымолвил:

– Я восхищен… Вы, наверное, и сами не понимаете, какую задачу решили! Это же на государственную премию потянет! Ай, малацца, ай, малацца…

– Игорь Романович, Игорь Романович, – быстро заговорил Гаевский, тыча пальцем в схему, – это, конечно, я придумал, но вот тут, в этом месте, мне идею Кружинер подкинул.

– Узнаю старого еврея, узнаю, – весело заговорил Журбей, – золотая голова! Да и у вас, я вижу, не хуже. Как тут не скажешь, что одна голова хорошо, а две лучше. Готовьте систему к испытаниям.

Новое рабочее место Гаевского было уже в другой лаборатории, на десятом этаже, а кабинет ему оставили тот же. Встречаясь с Таманцевым и Дымовым где-нибудь в коридоре или в баре, он напускал словесного тумана на суть своей новой работы, – хорошо помнил просьбу Журбея «крепко держать язык за зубами». Зато от них он узнал потрясающую новость – начальник института Померанцев отстранен от должности в связи с возбуждением уголовного дела. И сейчас дает показания следователям военной прокуратуры и офицерам военной контрразведки.

– Да и Гребнева, говорят, уже раза три вызывали на Лубянку, – азартно сверкая глазами, говорил Таманцев, – скоро и до вас очередь дойдет… Вы же свидетель… Вы же в Капустином Яру при всем честно народе объявили о липовой фирме, с которой Померанцев заключал контракты и отваливал им за туфту горы денег…