Одной крови - [34]

Юля ушла к лечащему врачу дооформить документы, прочитать протокол своего лечения, подписать карту. Я решил прогуляться по больнице, познакомиться с нашим новым домом поближе. Дом этот был невероятных размеров. Это был даже не дом, а целое государство в государстве со своей не очень хорошо развитой, но инфраструктурой: здесь продуктовые магазины, бутик со шляпами и париками (розового каре, к сожалению, не оказалось), палатка со свежевыжатыми соками, аптека, магазин со спецодеждой для медиков, книжная лавка. Небольшим аппендиксом располагается кафе «Гавань», которое по слухам, держат родственники высокопоставленных врачей больницы. Кафе это почти всегда было забито, как бары в пятницу вечером. Оно и понятно: бесплатная еда, которой пациентов кормят на Каширке, — это в основном преступление против человечности. Завтрак — вода, позиционируемая как каша. Обед — вода, позиционируемая как гороховый суп. Ужин — соленый мягкий огурец в воде, позиционируемый как картофельное пюре. Не очень понятно, на чьей совести больше трагедий — халатных врачей или поваров Блохинвальда.

Побродив по больнице, я поднялся на наш этаж. Юля еще не вернулась, вероятно, застряла в одной из бесконечных очередей. Я решил подождать ее в коридоре и сел в кресло возле процедурного кабинета, стал ковыряться в телефоне. Вдруг низкий густой мужской голос откуда-то сверху:

— Блин. Новенький что ли? Тебя я тут раньше никогда не встречал.

Я поднял взгляд и обмер. Надо мной стоял парень лет тридцати пяти с двумя головами. Одна была нормальная на том месте, где у человека обычно находится голова. Вторая — как будто выросла из шеи, сбоку. Этой второй головой была опухоль размером с футбольный мяч. Действительно большая, красная, с выпирающими венами. Мне очень хотелось соблюсти приличие, сделать вид, что передо мной не человек с двумя головами, а просто человек. Но ничего поделать я с собой не мог. Испуг и недоумение поселились у меня на лице:

— Что, простите?

— Ничего, новенький, ничего. Не пугайся. Она не кусается. Кусает только меня.

— Я не новенький. Я здесь с женой. Она сегодня легла.

— Лимфогранулематоз?

— Он. Да. Лимфома. Ходжкина.

Парень был в спортивных штанах, домашних тапочках и кожаной куртке, надетой на белую майку-алкоголичку. Он подсел на соседнее кресло и протянул руку:

— Игорь.

— Рома.

— Приятно, блин, до беспамятства.

— И мне. Извините, что я так отреагировал.

— Ничего страшного, так все в первый раз на меня реагируют. Я сам иногда так реагирую, когда в зеркале себя вижу. Мужик с футбольным мячом в шее. Не каждый день такое увидишь. Хотя я-то вижу каждый.

— А что с вами?

— Давай, блин, на «ты»?

— Давай.

Игорю не повезло несколько раз в жизни. Первый раз, когда он родился не в Москве, а в Сызрани. Второй раз, когда ему так и не удалось найти в своем городе толкового и мнительного отоларинголога или любого другого врача, вовремя направившего бы Игоря к онкологу. Третий раз, когда судьба не свела его с Катей Гордеевой или с любым другим человеком с дружественными медицинскими связями. Четвертый раз, когда никто вовремя не позвонил доктору на Каширку и не попросил принять безо всяких промедлений на лечение. Для Игоря обстоятельства сложились таким образом, что в московский онкоцентр он попал, когда маленькая шишечка над ключицей успела превратиться в здоровенный шар. Диагноз, оформление всех документов, получение квоты, очереди заняли у него недопустимую вечность.

Все это он рассказывает мне так, будто ничего страшного не произошло. Будто это не является бедой. Будто в этом никто не виноват. Он улыбается и почему-то даже хихикает над собой:

— Опухоль уменьшилась на треть, блин.

— Уменьшилась? На треть? Значит, была еще больше?

— Да, я не мог одежду надевать. И сейчас футболка не налезает. Ношу майки. Но динамика у нас с опухолью хорошая. Сдувается, сука, сдувается. Правда, я и сам уже сдуваюсь вместе с ней. Я, говорят, на пределе возможностей.

— Слушай, а тут на этаже ты один с такой большой опухолью?

— С такой большой да, один. Но запущенных случаев много. А как у жены твоей дела? У вас вовремя получилось все обнаружить?

— Вторая стадия.

— Хорошо. Но для меня и третья — хорошо.

— Хорошего тут вообще мало.

— Да ладно, не ссы. Наоборот все хорошо. Нам страшно повезло, что мы вообще сюда попали. Здесь нифига не санаторий. И врачей-ублюдков хватает. Но это лучшее место в стране. Сюда просто так не попадает никто.

— Вообще никто?

— Я, Рома, тут давно. И людей с улицы не встречал пока ни разу. Ну вы же, блин, не с улицы с женой попали, правда?

— Ну не с улицы, да.

— Ну конечно же, не с улицы, блин.

— Игорь, но ты-то, получается, с улицы?

— И я не совсем с улицы. Я, понимаешь ли, очень интересный пациент для мира науки, блин. Из меня такая фиговина торчит, что мой случай уже стал важным для статистики: справится со мной современная медицина или нет? Можно ли вылечить лимфому на таких поздних стадиях или нет? Интерес в общем-то только в этом. Тебе, Рома, здесь каждый это подтвердит: на Каширку попадают либо по блату, либо люди с необычными и редкими видами онкологии, либо люди с очень агрессивным, борзым, охреневшим и запущенным раком, потому что это важно для науки. Важны ли кому-нибудь жизни таких людей? Не уверен. Не хочу тебя пугать, блин, но ты просто будь готов к тому, что некоторые врачи здесь очень часто тупо забывают, что вокруг опухоли вообще-то живет человек. Ладно, старик, давай, я кровь сдавать почапал. Увидимся еще.