Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [44]

«C этими словами я повернулся спиной к морю и кораблю и пошел вглубь острова, по мрачному лесу, по зачарованным полянам, к замку колдуньи. Возле замка предо мною предстал сам Гермес с его золотым жезлом. Он выглядел юнцом самого прелестного возраста — с чуть пробившимся пушком на подбородке. Он окликнул меня по имени, взял за руку и сказал:

— Злосчастный Одиссей, ты снова в одиночку бродишь в лесной глуши, пока твои спутники заперты, как боровы, в тесном свинарнике Кирки. Ты идешь их освободить? Я говорю тебе, ты и сам не спасешься, но окажешься вместе с ними под замком. Но знай, я могу спасти тебя и уберечь от беды. Вот тебе снадобье, с его помощью ты сможешь войти во дворец Кирки и уцелеть. Знай, что Кирка пользуется черной магией. Она приготовит тебе угощение, и в него подмешает отраву. Но тебя она заколдовать не сможет, тебя защитит данный мною оберег. Поступай так: когда Кирка ударит тебя своей волшебной палочкой, выхвати острый меч и бросайся на нее, как будто собрался ее зарубить. Она сожмется в ужасе и будет умолять тебя вместо этого разделить с ней постель. Не раздумывая, прими ласки богини, если ты хочешь, чтобы она освободила твоих матросов и к тебе хорошо отнеслась. Но заставь ее поклясться великой клятвой богов не замышлять против тебя худого, а то она злоупотребит твоей наготой и лишит тебя мужества.

"C этими словами Победитель Аргуса вырвал из земли обещанный мне корень. Боги называют его "моли[60]", его корень черный, а цветок белый, как молоко. Его нелегко выкопать человеку и смертному, но боги могут все. Гермес покинул лесистый остров и вернулся на высокий Олимп, а я с тяжелым сердцем подошел к дому Кирки. Я остановился у ворот и окликнул ее. Богиня услыхала, открыла двери и пригласила меня войти. Я нехотя вошел. Она усадила меня в подбитое серебром кресло со скамеечкой для ног, работы умелых мастеров. Она смешала напиток в золотой чаше, бросила туда губительное зелье и протянула мне. Я взял чашу и выпил ее безвредно. Она встала и стукнула меня волшебной палочкой, выкрикнув: "Проваливай в свинарник, валяйся в грязи со своими друзьями!" Но я выхватил меч и вскочил, как бы собираясь проткнуть ее насквозь. Она завизжала, бросилась мне в ноги и обхватила мои колена, обливаясь слезами и пронзительно причитая:

— Что ты за человек, какие родители породили, какой город взрастил такого мужа? Это чудо, что ты отпил мое зелье и не поддался ворожбе. Никогда я не видала, чтобы человек устоял перед этой отравой, коль она прошла сквозь губы и пересекла ворота горла. Твои ум и сердце, видимо, неуязвимы для волшебства. Наверняка ты — хитроумный непобедимый Одиссей! Мне говорил носящий золотой жезл Аргусобойца, что ты появишься здесь по пути из Трои на своем добром черном корабле. Я умоляю, спрячь свой меч в ножны, ляг со мной, переплетем наши тела и научимся доверять друг другу в любви и соитии.

«Но на ее слова я отвечал:

— Как ты смеешь просить моей милости, когда ты превратила моих вассалов в боровов? Ты зовешь меня в постель, чтобы хитрой уловкой раздеть меня, искалечить и лишить мужества. Поэтому я не пойду с тобой в постель, богиня, если ты не соблаговолишь поклясться великой клятвой, что ты не готовишь мне новой беды.

«Так я сказал, и она немедля принесла требуемую клятву. А когда она поклялась, я поднялся на роскошное ложе Кирки.

«А четыре девы, работавшие в дому у Кирки, были заняты по хозяйству. Это были дочери Источников и Рощ и священных Рек, впадающих в соленое море. Одна накрывала сидения благородными пурпурными коврами поверх тонкой драпировки. Вторая ставила серебряные столы возле кресел и ставила на них золотые корзинки. Третья смешивала медовое вино в серебряном кувшине и ставила золотые кубки. Четвертая принесла воды и поддерживала огонь под тяжелым медным котлом, пока вода не согрелась.

"Наконец полированный котел задымился от жара. Дева усадила меня в ванну и омыла водой из треногого котла, разбавленной до приятной теплоты. Она лила воду на мои плечи и голову, пока смертельная усталость не оставила мои члены. Она умыла меня, умастила чистым елеем, облачила в тунику и мантию, и усадила на инкрустированное серебром кресло со скамеечкой для ног. Подошла еще одна дева и принесла воду в восхитительном золотом кувшине. Я умыл руки, а она подставила серебряную посуду, куда стекала вода. Она подвинула ко мне полированный столик, а почтенная домоправительница предложила мне пшеничного хлеба и всяческих угощений. Она уговаривала меня поесть, но еда не шла мне на ум. Я сидел и тонул в горьких помыслах.

«Когда Кирка увидела, что я сижу и не прикасаюсь к еде, она поняла, что меня гложет, подошла, и сказала мне прямо:

— Почему, Одиссей, ты сидишь, как немой, грызешь себя, и не ешь мясо с вином? Боишься моей ловушки? Не бойся, я поклялась, что не причиню тебе вреда.

— Кирка, — ответил я, — какой честный человек на моем месте мог бы есть и пить, пока не освободит своих товарищей и не увидит их снова? Если ты на самом деле хочешь, чтобы я пировал, освободи их и дай мне снова увидеть моих верных спутников.

«Кирка вышла из дома с волшебной палочкой в руках, открыла дверь свинарника и выпустила оттуда стадо девятилетних боровов. Она прошла меж ними и смазала каждого особой мазью