Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [46]

«Она смолкла, и тут пришла златотронная Заря. Нимфа облачилась в ниспадающее серебристое одеяние из тонкой и гибкой ткани, опоясалась роскошным золотым кушаком и укрыла волосы покрывалом. Она облачила меня в тунику и накидку, и я прошел по дому, бодрым словом подымая спутников:

— Просыпайтесь, — сказал я, — расстаньтесь с приятными сновидениями. Пора выходить в море — леди Кирка уже проложила наш курс.

«Мой отважный экипаж поднялся по моему зову. Но мне не было дано отплыть без потерь. Был у нас некто Эльпенор, самый молодой член команды, неважный воин, и без царя в голове. Его потянуло с перепою на свежий воздух, он оставил друзей и пошел спать на крышу дома Кирки. Услышав шум всеобщего подъема и грохот ног, он внезапно вскочил, но не сообразил спросонья, что нужно спуститься по лестнице. Вместо этого он прямо шагнул вниз и сломал себе шею. Его душа отлетела в Аид.

«Когда мы собрались, я сказал команде:

— Вы думаете, что мы сейчас отплываем на родину, в любимую Итаку. Но Кирка задала нам совсем другой маршрут — в дом Аида и ужасной Персефоны, на поиски души фиванца Тиресия.

«Это сообщение сокрушило их сердца. Они сели на землю и рвали с корнем локоны кудрей, оплакивая свою участь. Но от их плача никакого проку не было.

«Печально мы шли к морю, проливая потоки слез. Кирка легко обогнала нас, спустилась к кораблю и привязала возле него барашка и черную овцу. Если бог хочет пройти незамеченным, чье смертное око разглядит его приход или уход?»

ПесньXI Книга мертвых

«Мы вышли на берег, где лежал на песке наш корабль. Мы живо спустили его на воду, поставили мачту, подняли парус и вышли в море, не позабыв и овец. Настроение у нас было угнетенное, ни одной сухой щеки на борту. Но прекраснокосая Кирка, хоть и говорила по-человечески, проявила устрашающую мощь богини и послала нам желанного спутника — попутный бриз, пришедший с кормы и наполнивший парус нашего синебокого корабля. Мы закрепили такелаж на носу и на корме, и нам оставалось лишь сидеть и смотреть, как ветер и рулевой ведут нас прямо по курсу. Весь день наше судно ровно пересекало глубины под раздутыми до отказа парусами, пока не село солнце. Мы дошли до края земли, где течет глубокая река Океан, и где в вечной мгле живут окруженные туманом киммерийцы. Не посылает им Бог-Cолнце свой живительный свет, ни утром, когда он прогоняет звезды с неба, ни в конце дня, когда он скатывается с небес за горизонт. Лишь безграничная смертоносная ночь простерта над этим печальным народом.

«Мы вытащили корабль на песок и выгрузили овец. C ними мы прошли по берегу Океана вплоть до места, описанного Киркой. Перимед и Эврилох держали жертвы, а я обнажил острый меч и вырыл яму с локоть в ширину и глубину. Я возлил содружеству усопших, сперва молоко с медом, потом сладкое вино, и наконец воду, посыпал блестящим ячменем, и обратился с молитвой к беспомощным теням умерших, обещая им принести в огненную жертву нетельную телку, лучшую в моем поместье, вместе с сокровищами. Тиресию я обещал черного, как ночь, барана, отборного самца наших отар. Когда я завершил молитвы и заклинания могильных жителей, я взял двух овец и перерезал им глотки над ямой, и та заполнилась темной кровью. Души умерших стеклись ко мне из-за Эреба, мертвые тени покойников — невесты, парни, старики, прожившие долгую, полную страданий жизнь, юные нежные девы, еще переживающие первое огорчение, батальоны воинов, павших в бою, с колотыми ранами от бронзовых копий и в окровавленных доспехах. Все они устремились к яме и беспокойно бились возле нее с нездешним завыванием. Бледный страх сковал меня. Поспешно я окликнул спутников и велел им освежевать и сжечь туши овец, зарезанных моим беспощадным мечом. Они повиновались, беспрерывно поминая богов, мощного Аида и ужасную Персефону, а я сидел над ямой с обнаженным мечом в руках и не давал легиону беспомощных мертвецов приблизиться к крови, пока я не переговорю с Тиресием.

«Первым, кого я узнал, был дух моего матроса Эльпенора, все еще не погребенного в просторном лоне Земли. Мы оставили его неоплаканным и непогребенным в чертогах Кирки, так навалились на нас другие дела. Я увидел его и, сострадая, крикнул:

— Эльпенор, как ты оказался здесь, на мрачном Западе? Ты быстрее добрался пешком, чем я на черном корабле!

«Я услышал его причитания:

— Cын Лаэрта, хитроумный Одиссей, мой августейший повелитель, жестокий приговор какого-то бога обрек меня, да и мое неудержное пьянство довело до смерти. Я лег отоспаться на крыше дома Кирки, проснулся, ничего не соображая, и, вместо того, что, спуститься по лестнице, перевалился через парапет и сломал шею. Поэтому моя душа пришла в Аид. Но я умоляю, лорд Одиссей, вспомни обо мне по пути домой, ибо я точно знаю, что после царства мертвых вы кинете якорь в гавани Эи. Я заклинаю тебя, лорд, именем наших оставшихся дома близких, именами твоей жены, отца, что заботился о тебе в младенчестве, твоего единственного сына Телемаха, которого тебе пришлось покинуть — их именем умоляю, вспомни обо мне! Не уплывай, позабыв меня, не оставь меня неоплаканным и непогребенным, чтобы боги не разгневались на тебя, увидев мой труп. Cожги мое тело на костре, вместе с оружием и доспехами, и насыпь курган над моим пеплом на краю моря, где разбивается белый прибой, на долгую память о несчастливце. А в курган воткни весло, которым я греб при жизни, сидя рядом со своими товарищами.