Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [110]

— А Эрроу помиловали? — изумился я. — За что? За особую любовь к рому?

— Ты не поверишь, но спас ему жизнь именно ром. Он так напился в Санта-Катарине, что где-то валялся и его два дня не могли отыскать, Карсон отплыл в последний рейс без него — и столкнулся с охотником за пиратами.

— Подождите… — сказал Эктор. — Речь о португальской Санта-Катарине?

— Именно о ней.

— Но там согласно Договору от 1703 года не могли принимать пирата, объявленного в Англии вне закона.

— У Карсона было двадцать с чем-то пушек, не помню точно. А в местном как бы форте — десять, и меньшего калибра. Мне продолжать?

— Не надо… — махнул рукой Эктор.

— Господа, вернемся к Эрроу, — попросил я.

— Да, вот таким он был человеком. Я взял его на борт «Испаньолы», но ромом снабжал в меру, чтобы оставался на ногах и мог исполнять свои обязанности. А потом он исчез, и это было странно: двадцать лет пил, но за борт не падал. Но на море бывает много странных случайностей, и я решил, что это одна из них. Я не мог понять, кому могла быть выгодна смерть Эрроу, кому перешел дорогу этот безобидный пьяница. Но через день капитан пригласил нас к себе в каюту: меня, и Хендса, и Эндерсона, и Моргана… в общем, всех тех, кого в торговом флоте зовут старшинами, а в военном суб-офицерами.

Сильвер говорил дальше, и я отметил вот что: едва речь зашла о Смоллетте, речь Джона и весь его облик поменялись. До сих пор перед нами сидел мистер Эндерби, зажиточный горожанин из Таундейла. Теперь из-под его личины все сильнее проступал облик пиратского капитана. Речь зазвучала громче и строй ее стал совсем другим, глаза засверкали. Похоже, он всерьез ненавидел Смоллетта. И с годами ненависть не утихла.

— Кораблю и его капитану был нужен помощник, и Смоллетт стал выспрашивать у нас, а не знаком ли кто с навигацией? Хоть с самыми ее начатками? Он допытывался у каждого, Джим, у каждого! Даже у меня, словно в деревянной ноге у старого Джона был спрятан квадрант, а в каждой кастрюле камбуза лежало по хронометру! Он допросил даже Хендса, клянусь громом, а в голове у того всегда было не больше мозгов, чем в пушечном ядре! Мы все признались, что смыслим в штурманском деле не больше, чем епископ в абордажах, и капитан сказал: «Ну тогда, джентльмены, вы день и ночь должны молиться о моем здоровье! Потому что если что-то со мной случится, вы будете болтаться в океане как голландские отродья капитана Ван Страатена — того, что вздумал заключить пари с дьяволом! Только те были бессмертны, а вы все сдохнете, когда закончится питьевая вода!» Вот что сказал старый хитрый Смоллетт, и мы все поняли его, и даже Хендс, который был тупее моего башмака, понял. Но только я один понял еще и другое: со смертью Эрроу не все чисто, ему помогли отправиться за борт, клянусь семенем Сатаны!

Сильвер замолчал, глаза его сверкали, ноздри раздувались. Мистер Эндерби, поклявшийся у могилы жены не убивать, исчез без следа. Перед нами сидел беспощадный пират. Уверен, окажись здесь сейчас каким-то чудом Смоллетт, прожил бы недолго — и умер бы с ножом Сильвера в груди.

Подумалось: и я так же меняюсь, когда из глубин моей души прорывается что-то, доставшееся от деда?

— Что было дальше, Джон? — спросил я.

Он помолчал еще, а когда заговорил, сумел удивить меня второй раз за несколько минут: перед нами снова сидел мистер Эндерби.

— Дальше? Дальше мы посовещались и помощником стал Джоб Эндерсон. Он всегда отличался глупостью, но много плавал по морям и знал кое-какие обязанности помощника. Он мог разместить груз и балласт так, чтобы судно имело правильную осадку и не опрокинулось. Он мог следить за состоянием обшивки, парусов, якорей и прочего… Вот только проложить курс Джоб не умел, и если дать ему в руки квадрант, смог бы лишь проломить им кому-нибудь голову. Он стал помощником, а я стал наблюдать за командой, за людьми, и куда внимательнее, чем раньше, потому что знал: если Смоллетт решил избавиться от Эрроу, то сделал это не своими руками. И вот что я вскоре заметил…

Тут Сильвера прервали. Снаружи прозвучал какой-то крик, мы толком не расслышали, но его тут же повторил Бен Ганн, стоявший сейчас на вахте (он подменял меня и исполнял обязанности вахтенного офицера, лишь когда шхуна двигалась заданным курсом и командовать ей по большому счету не требовалось).

— Земля-а-а-а!!! — закричал Бен, и ни малейшей радости не слышалось в его крике, лишь тоска и отчаяние.

— Джон, дорасскажешь потом, — сказал я. — Пошли на палубу. Это наш остров. Хотя я думал, что часа три-четыре хода до него еще есть.

— Может, какой-то другой? — предположил Эктор.

— Здесь нет других островов.

Подзорная труба приблизила темное пятнышко у горизонта, я узнал очертания другой Подзорной Трубы, Фок-мачты, прочих холмов.

— Мы у цели, — сказал я.

И протянул трубу Эктору, пусть тоже посмотрит. Сильвер пользовался своей, не отрывал ее от глаза. Лицо старого пирата было холодным и бесстрастным, не знаю, о чем он думал в тот момент и что чувствовал.

А я ощущал лишь тревогу.

Да, мы у цели, большая серебряная гонка завершилась. Но первые ли мы?

Сейчас я мог лишь гадать.

И я гадал. И тревожился. А остров приближался, рос на горизонте.