Одиссея батьки Махно - [172]

— Ну что ж, он прав, — сказал Махно.

— Но именно по политическим вопросам мы с ним разошлись. Он сторонник учредилки, только, мол, она вправе определить путь развития страны.

— Как же они позволили большевикам разогнать учредительное собрание? Спохватились.

— Но по военным вопросам мы нашли с ним общий язык. Враг у нас один — Красная Армия с комиссарами. Определили районы действия — он на Тамбовщине, я в Воронежских уездах. Крестьянам, особенно зажиточным, очень нравился мой лозунг: «Каждый имеет право на продукты своего труда». И они нас всячески поддерживали. К концу января у меня уже было 30 тысяч бойцов.

— Ого! Целая армия, — воскликнул Белаш. — Где же она сейчас?

— Что, не понимаешь? Пять человек на одну винтовку. А у них пушки, пулемёты, бронепоезда. С чем на них идти? С вилами да косами. Эх, товарищи, если бы мы смогли вооружить крестьян, большевиков только б и видели А так что было? Нагнали в районы восстания бронепоездов и лупили нас почём зря. А против Антонова даже газы применяли.

— Газы? — удивился Вдовиченко. — И это против своего народа? М-да, и царь бы до этого не додумался.

— Да, братки, одной ненависти для борьбы маловато. Оружие треба.

— И патроны, — подсказал Кожин.

— Так как ты считаешь, Пархоменко, есть перспектива у Антонова? — спросил Нестор.

— Честно?

— Разумеется.

— По-моему, и антоновщина затухает. Задавят её большевики. Внешние фронты ликвидированы, вся армия брошена на внутренние. А с вилами против бронепоезда не попрёшь.

— Да, невесёлую историю ты поведал, — вздохнул Махно. — И нам тебя обрадовать нечем, браток.

Нестор достал из внутреннего кармана френча сложенный вчетверо лист бумаги, пообтёршийся уже по складкам, сунул Пархоменко.

— Узнаешь?

Тот развернул его и сразу потемнел лицом, узнав своё письмо к брату. В избе стало тихо, лишь по стёклам окна шуршала белая крупа, швыряемая ветром. Долгую паузу нарушил Махно:

— Конечно, можно б было простить ему убийство Максюты. Но его дивизия так защучила нас, не до сантиментов было.

— Я понимаю, — качнул головой Пархоменко. — Что делать? Молодо-зелено-глупо.

Все видели — ему хотелось заплакать, но не моглось, слишком замер ствела душа, иссякли слёзы.

Однако надежды штаба Повстанческой армии на соединение с Фоминым и Каменевым не оправдались. Семилетняя война повыгребла с Дом казаков — то царь, то белые, то красные и уж окончательно добило донское мужское население политика «расказачивания», придуманная Троцким, когда любой взрослый мужик признавался потенциальным врагом Советской власти и мог подлежать ликвидации. То-то было работки чекистам По станицам и хуторам оставались одни бабы, дряхлые старики и дети.

Вместо наполнения Повстанческая армия, беспрерывно преследуема и красными частями, таяла и вынуждена была повернуть с Дона назад на Екатеринославщину.

Здесь в штарм неожиданно явился комбриг Маслаков со своей восстав шей бригадой и начальником штаба Бровой.

— Наконец-то, — не скрывал радости Махно. — Сколько у тебя сабель?

— Восемьсот. И пехота своя была, вот Брова ей командовал, да в боях растеряли. Мы до вас, Нестор Иванович, с великой просьбой. Выдайте нам мандат на право формирования Кавказской Повстанческой армии.

— Что? Армией захотелось покомандовать, — нахмурился Нестор.

— Так ведь с одной бригадой, что за война? Если мы поднимем Кубань, то, глядя на это, и Вторая и Первая Конная могут до нас пристать. Командарм-2 Миронов уже в разладе с большевиками.

— Почему вы решили, что я должен вам дать такой мандат?

— Так имя ж ваше, батька Махно. Оно одно як бомба. Некие токо услышат: Махно идёт и уже трусятся, в портки кладут.

— Ну а ты, что молчишь? — взглянул Нестор на Белаша. — Мандат и тебе тоже подписывать.

— Просят у тебя, ты и решай.

— Но ты-то как думаешь: давать?

— Пусть себя в деле покажут. Пока ещё они будённовцы, не махновцы.

— А ведь верно, Маслаков, покажите себя в деле, а уж тогда и о мандате поговорим…

— Когда? С кем?

— Долго ждать не придётся. Слышь на околице потрескивает? Это, брат, не дрова ломают, примаковцы к атаке готовятся. Едва не месяц терзал нас Нестерович с червоноказаками, сейчас примаковский корпус не отстаёт ни на час. Каких хлопцев у меня повыбили, — голос Нестора дрогнул. — Алёшу Марченко, Гришу Василевского, Гаврилу Трояна — любимца моего. Да разве я прощу их красным?

Три дня пришлось бригаде Маслакова доказывать Нестору, что они уже не будёновцы. За эти дни они с боями прошли сёла Гайчул, Цареконстантиновку и Белоцерковку вместе со штармом и наконец в селе Берестовое. Когда все бойцы, измотанные боями, свалились в мертвецком сне, Махно сказал Белашу:

— Ладно, Виктор, готовь мандат на имя Маслакова и Бровы, по которому от имени штарма и Реввоенсовета им поручается организация Кавказской Повстанческой Армии махновцев и, разумеется, командование ею.

— Вот спасибо, Нестор Иванович, — сказал Маслаков, устало улыбаясь. — Теперь можно бы было и крынку допить, да где её взять.

— Оно бы и горилка не помешала, — заметил Брова.

— Угу, на помин своей души, — проворчал Нестор.

Времени терять было нельзя, мандат был тут же выписан с чётко проставленной печатью, с размашистой подписью Махно.