Одиссея 1860 года - [25]

Утром, полагая, что я обладаю определенным влиянием в Парижской опере, он пришел рассказать мне о случившейся с ним беде и попросить меня рекомендовать его моему старому другу Руайе.

Я ответил ему, что могу одной короткой фразой дать представление о влиянии, которым пользуюсь в Императорской академии музыки:

— Пару лет тому назад господин Фульд лишил меня права свободного входа в Оперу, которым я располагал с тысяча восемьсот двадцать восьмого года. Правда, довод, которым обосновывалось это решение, был превосходным: «Чего ради сохранять господину Дюма право свободного входа в Императорскую академию музыки? Ведь он туда никогда не ходит!»

Такого рода несчастные случаи — я говорю не о запрете моего права свободного входа в Оперу, а о кораблекрушениях, — как бы ни был привычен рассказ о них обитателям портовых городов, всегда вызывает там огромное сочувствие.

Дело в том, что перед лицом разрушительной стихии каждый испытывает тот или иной страх: одни — за родных, другие — за друзей, почти все — за свое достояние.

Давая концерт в Марселе, г-н Лавань вдвойне имел право на успех: он обладал талантом и претерпел несчастье.

Небольшой зал, где он давал свой концерт, был переполнен, и сборы оказались максимально возможными, составив около тысячи франков.

Пока я присутствовал на концерте г-на Лаваня, меня отыскала там телеграфическая депеша, посланная из Генуи. В ней было всего две строчки:

«Если желаете побывать на празднике, поспешите. Новая депеша сообщит Вам о дне отъезда.

Векки.

1 мая 1860 года».

Я тотчас же покинул концерт, чтобы поторопить моих друзей Ру и Крапле, которым, как уже говорилось, было поручено обустроить «Эмму».

Все заверили меня, что приготовления закончатся где-то между 5 и 10 мая, и я ответил Векки почтовым сообщением:

«Можете рассчитывать на меня. Жду дальнейших указаний».

Тот, кто вернется в Марсель после двадцатилетнего перерыва, уже не узнает Марселя. Завоевание Алжира, связи с Востоком, как южным, так и северным, то есть с Египтом и Константинополем, Крымская и Итальянская войны сделали Марсель вторым городом Франции.

Лион уронил в Рону свою вице-королевскую корону.

Состояния делаются здесь с головокружительной быстротой. В тот день, когда во Франции была провозглашена свобода торговли, какой-то предприимчивый англичанин закупил в Марселе французских вин на восемнадцать миллионов. Маклер, которому было поручено вести переговоры, обычный маклер, заработал на этой сделке двести тысяч франков.

По возвращении с Кавказа я обедал с одним маклером, бухгалтерские книги которого удостоверяли годовой барыш в размере девятисот шестидесяти тысяч франков.

Да и сам Марсель, если можно так выразиться, сделал себе состояние с неменьшей быстротой, словно король, которому признательные подданные приносят свою дань. Сегодня это биржа, завтра — кафедральный собор, преподносимые ему в виде безвозмездных даров, и единственная его забота состоит в том, чтобы принять их.

Скажем несколько слов о громадных работах, осуществленных в Марселе. Кое-кому из наших читателей это может быть интересно.

Береговой лазарет, занимавший территорию в несколько гектаров, был ликвидирован в ходе санитарных реформ, и земля, на которой он стоял, освободилась для строительства. С другой стороны, возникли значительные дополнительные участки суши, отвоеванные у моря за счет проведения портовых работ: их общая площадь составляет не менее четырехсот тысяч квадратных метров.

Однако эта рукотворная суша стала причиной судебной тяжбы. Вспомним спор, который в 1831 или 1832 году возник между Англией и Неаполитанским королевством по поводу острова Юлии, внезапно поднявшегося из моря к югу от Сицилии.

Англия захватила его, завладев им, однако, лишь на карте; затем, вознамерившись добавить к политическому обладанию еще и фактическое обладание, она отправила туда губернатора и гарнизон.

Прибыв на место, губернатор и гарнизон тщетно искали на поверхности моря остров, обозначенный на карте: он полностью исчез.

На землю, внезапно появившуюся из воды, подобно острову Юлии, зарились одновременно государство и город, в равной степени имевшие на нее права собственности. Наконец, было достигнуто соглашение: казна уступила отвоеванные земли городу на условии, что он внесет свой вклад в осуществление работ, возложенных на государство.

Частью этих работ являлось строительство портовых молов и кафедрального собора.

Но, чтобы приняться за подобный труд, требовались огромные предварительные затраты.

И вот тогда один из самых опытных и самых отважных наших предпринимателей осознал будущее Марселя.

Мирес[12] купил за двадцать миллионов франков земли, отвоеванные у гор и моря.

Более того, когда кредиты задерживались, он своими деньгами содействовал работам, которые осуществляли городские власти.

Рабочие начали срывать гору, оберегавшую от мистраля городской порт; городской совет возмутился.

— Я построю дома выше вашей горы, — с самоуверенностью, которую придают деньги, ответил Мирес.

И действительно, он построил тот великолепный островок домов, что явился всего лишь прообразом улицы, которую ему еще предстояло создать.