Одиссея 1860 года - [24]

«Вы отправляетесь в страну пряностей, ладана и мирры. Хотя бы из чувства национальной гордости покажите там всем, кто выгоняет розовое масло, что улица Мира способна выдержать соперничество со всеми базарами Константинополя, Каира и Багдада».

Открыв ящик, я обнаружил там огромный запас Кёльнской воды, Португальской воды, воды Императрицы, цитронную, фиалковую и вербеновую эссенции и Бог весть чего еще! И все это дюжинами флаконов, не считая мыла, кольдкремов, опиатов и ароматов, которые, сгорая и улетучиваясь, благоухают.

Я с радостью принял этот дар, как и полагается принимать то, что дарят от чистого сердца. Но по прибытии в Марсель выяснилось, что нас ожидает множество сюрпризов такого же рода.

Пять или шесть друзей, знакомых и незнакомых, прислали нам исключительно полезные для путешественника подарки, причем одни присовокупили к ним свою визитную карточку, а другие сохранили инкогнито.

Во-первых, из Сен-Бри поступило сто бутылок вина Мигрена и Эриссе, а также бочонок превосходного шабли.

Кроме того, Фоллье-Луи прислал сто бутылок своего лучшего кремана и вина Императрицы, а всем известно, что такое вино Императрицы и креман Фоллье-Луи.

Подобно Герлену, он мог бы написать:

«Вы отплываете в страну мифологических преданий, так дайте Юпитеру отведать моего нектара».

Грено, вспомнив свое обещание, брошенное когда-то на воздух, прислал нам пятьдесят бутылок вина своих лучших марок.

Господин Бержье, которому я признателен тем более, что знаю его лишь по имени и он, по всей вероятности, знаком со мной точно так же, так вот, г-н Бержье подарил нам шестьдесят бутылок того самого эрмитажа, почтительно поклониться которому вот уже двадцать шесть лет лет тому назад я предложил Жадену, когда мы проезжали возле прелестного холма, где это вино производят.

Компания г-на Пикара, которого я знаю нисколько не больше, чем г-на Бержье, и который знает меня нисколько не больше, чем г-н Бержье, заранее приготовила для меня в гостинице Фальке двадцать четыре бутылки того вермута, какой она рассылает во все края, где гурманы считают важным вызывать у себя аппетит, а не изжогу, как это происходит при употреблении абсента.

Наконец, переходя от высокой поэзии к презренной прозе: в Марселе нас ожидало несколько мешков фасоли, присланных из Трапезунда каким-то неизвестным отправителем, который, явно зная, что я родом из Суассонне, вознамерился унизить меня сопоставлением суассонской фасоли, лучшей в Европе, с трапезундской, лучшей в мире.

К этой фасоли был присовокуплен огромный мешок с самсунским табаком, сладким и душистым, единственным табаком, который я могу раз в два или три дня выкурить, скрутив сигарету, и который определенно станет отрадой для моих товарищей по путешествию.

Присоедините к этим дарам три или четыре бочки вина из Ламальга, Кассиса и Ланглада, консервы, закупленные у Алпера и у Карне и Соссье на тысячу пятьсот или тысячу восемьсот франков, и вы можете не тревожиться более о нас, прикинув, что наших припасов хватит даже на то, чтобы совершить кругосветное плавание, точь-в-точь, как это сделали капитан Кук и Дюмон д’Юрвиль.

Впрочем, Марсель мы застали наполовину затопленным; Марсель, который первый жираф, привезенный во Францию, принял за нубийскую деревню; Марсель, который Мери называл городом с водоотталкивающими фонтанами; Марсель, где по пальцам можно было, как в Каире, пересчитать капли воды, выпадавшие там в течение года, — Марсель, начиная от Дюранского канала, который обошелся ему в тридцать четыре или тридцать пять миллионов франков, барахтается в болоте и проливает слезы, словно вдова. Прежде он славился перелетами голубей, а теперь славится перелетами бекасов; там стал расти горошек, но пропал инжир.

Правда, Марсель плачет не только небесными слезами, но и своими собственными. Несчастные случаи следуют там один за другим с поразительным постоянством и страшной неотступностью.

Два месяца тому назад произошло крушение «Луизы» у портового мола Бастии; подробности этого происшествия вам известны; не считая двенадцати членов экипажа, из восьмидесяти четырех пассажиров погибло сорок пять.

Неделю тому назад затонул «Ясон»; об этом страшном кораблекрушении известно пока лишь то, что содержится в телеграфической депеше:

«Выйдя 10 апреля из Марселя с грузом оборудования и продовольствия к Суэцкому перешейку, он затонул вечером 11 апреля вблизи островка Раццоли напротив пролива Бонифачо.

Утонуло девятнадцать пассажиров из двадцати одного, погибло девять членов экипажа из одиннадцати.

Спастись удалось лишь одному из матросов и помощнику капитана».

Пока я был в конторе г-на Пти, трижды приходил какой-то несчастный молодой солдат, чтобы справиться у меня, известны ли имена двух спасшихся пассажиров: бедняга надеялся, что его отец, который был судовым плотником на борту «Ясона», оказался в числе счастливчиков, чудом избежавших смерти.

Вечером я отправился на концерт г-на Лаваня, молодого баритона, который, возвращаясь с Маврикия, где он на протяжении восьми месяцев оставался причисленным к оперной труппе г-на Пти-Вельтера, претерпел кораблекрушение у маяка Планье и сумел спасти лишь те свои пожитки, что находились в его каюте.