Одинока и крайне жестока, или Как выйти замуж за один день - [25]

– Довольно! – резкий голос Антона заставил всех вздрогнуть. Два отца повернули свои головы в сторону неожиданно подавшего голос отпрыска и теперь взирали на него с нескрываемым удивлением.

– Может, хватит уже спорить, кто больше виноват? Нужно решать, что делать дальше!

– А что тут сделаешь? – удивленно пожал плечами мой отец. – Дадим следователю денег, чтобы он закрыл глаза на… кхм… некоторые обстоятельства этого дела. Утром вы покинете отель и забудете о случившемся как о страшном сне.

– Все-то у вас, Алексей Иванович, деньгами меряется, – тесть вновь поморщился. – Как бы нам на обвинение о даче взятки не нарваться. Времена нынче сами знаете какие… Суровые… Я тут навел справки… Следователь, которому это дело поручено, человек порядочный. Принципиальный. Мзды не берет. Ему за державу обидно.

– Времена всегда одинаковые, – самодовольно усмехаясь, произнес отец, складывая пухлые ручки на огромном животе. – А в неподкупных ментов, ты уж прости, Казимир, я не верю, – отец рубанул ладонью воздух. – У всех своя цена имеется! Не возьмет этот, так начальник его наверняка не откажется!

Папа достал из кармана брюк пачку сигарет, вытряхнул одну на ладонь и принялся разминать ее пальцами – верный признак того, что он нервничает. Курить он бросил лет десять назад – на спор, но с тех пор всегда носил с собой пачку, утверждая, что запах табака его успокаивает. Вот и сейчас, втянув носом сигаретный дух, он разломал сигарету пополам и отбросил в сторону, нимало не заботясь о чистоте номера. Вполне в духе моего отца.

Оленины (и старший, и младший) брезгливо поморщились – удивительно, насколько они в тот момент оказались похожи. Яблоко от яблони…

– Слушай, Леша, – Казимир Порфирьевич подошел к отцу, взял его за локоть и, отведя в сторону, принялся что-то тихо говорить. Как ни напрягала я слух, до меня долетали лишь отдельные фразы, не слишком проясняющие ситуацию. Кое-что, правда, разобрать удалось: судя по всему, тесть пытался убедить отца не совершать опрометчивых поступков и не давить сильно на следствие.

О чем конкретно договорились старшие, они нам с Антоном сообщить не удосужились, озвучили только принятое «в верхах» решение:

– Так, вы сейчас же собираете свои вещи и уезжаете отсюда к чертовой бабушке. Это вам ясно? – поинтересовался Оленин-старший.

– Как уезжаем? – у меня даже слезы на глазах от удивления высохли. Проведя тыльной стороной ладони по красному носу (жест, не очень достойный воспитанной барышни), я шмыгнула органом осязания и вперила в отца удивленный взгляд. – Пап, как же мы уедем? Мы же свидетели?

– Ты совсем дура, да? – отец хоть и выстроил фразу в форме вопроса, скорее утверждал очевидный ему факт. – Вы не свидетели, милая моя. Вы первые, главные и единственные подозреваемые! Этот, – он ткнул коротким пальцем в Антона, – умудрился затеять драку на глазах у всего отеля с убитым. Ты, – папенька брезгливо поморщился, – тоже не слишком скрываясь, поперлась к нему в номер, где через несколько часов парня нашли мертвым. Нам с Казимиром придется задействовать все свои ресурсы, чтобы перевести вас в ранг свидетелей. Так что давай-ка ты, дочь, слушайся отца и делай, как он прикажет. Папа плохого не посоветует, – выдал отец напоследок любимую присказку. – Конечно, в идеале вообще стоит изъять ваши данные из дела, но Казимир полагает, будто это невозможно. Времена, говорит, нынче не те. Как по мне, так они всегда одинаковы, но, может, он и прав – слишком много народу вовлечено. И непростого народу! Так что, вынужден согласиться с твоим, дочь, тестем, – придется вам, ребятки, давать показания. От тюрьмы мы, конечно же, вас отмажем, но вот от взаимодействия со следствием – это никак. Но ничего! Будете являться на допросы из Москвы. Сейчас наш адвокат прибудет, дадите показания и – марш домой. Шутка ли – я в ваши годы уже начальником цеха был, родителей содержал, а вы… Золотая молодежь, мать ее етить! – Отец выдал и еще одну фразу, длиннее, витиеватее и забористее этой – рабочее прошлое обогатило его словарный запас удивительными выражениями.

– Мы никуда не поедем! – голос Антона звучал спокойно и ровно.

– Что?! – папенька, который только-только вернул своему лицу нормальный цвет, вновь побагровел. – Сосунок! – закричал он, сжимая кулаки. – Ты еще спорить будешь?! Да если бы не я, ты бы уже в кутузке парился!

– Эй, эй, полегче! – в дело вмешался Оленин-старший. – Не забывай, с кем разговариваешь!

– И с кем же? – усмехнулся отец. – Как по мне, так с мужиком, который не способен даже бабу подле себя удержать. У них медовый месяц, а жена по чужим номерам шастает.

– Да?! – в голосе Оленина слышалось ехидство. – Может, потому, что ее так воспитали? Порядочные женщины так себя не ведут!

– Что-о-о?!

Понимая, что разговор идет по второму кругу, я решила вмешаться.

– Довольно! – ногти вонзились в ладони, причиняя боль, придающую решимость. – Мы поняли, что сильно набедокурили, подставили вас под удар, причинили неприятности и все такое. Но это мы создали проблему, нам ее и разрешать. Сами же говорите, что пора взрослеть. Так что никуда мы отсюда не поедем. – Я решительно встала рядом с супругом. В тот момент мы с ним напоминали двух партизан, попавших в лапы гестаповцев, – сжатые кулаки и губы, решительность во взгляде, сведенные на переносице брови.