Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов - [114]

19.6.65. Сейчас читал ординарную статью о Гранине: «Иду на грозу». Одно там верно – это разговор об «истине». Что значит, думаю я, истина? Когда мы говорим: формирование молодого человека – идея романа или моей повести, то ведь это и есть – молодой человек ищет истину. То есть для чего жить. Как жить. И если он что-то начинает понимать, значит, он приблизился, хотя и не нашел истину.

Я думаю о будущем романе. Вот люди, которые меня окружают, ищут ли они истину? Скорее, да… Но ведь у каждого есть свое жизненное кредо – своя истина. Для одного – это самоутверждение: нужно вступить в партию, так легче пробиться, нужно скорее написать диссертацию… А внутри что-то совсем неоформившееся: можно и туда, и сюда. Их истина – это благополучие.

А Эдик[926] – вот где интерес. Ему бы докопаться до сущности. У него есть принципы, он не хочет чужого… Истина в открытии истины. …Во имя торжества истины Эдик откажется от клиники, диссертационной темы…

…«Что остается от людей, кроме холма?» (это у Гранина). Это невидимая цепь – лучшие находят лучших. Джордано Бруно сожгли, но уже следующий горит на костре во имя истины. Вот они-то и есть тот сок, который питает древо жизни, движет ее…

…Так было со Сталиным – он изменил истину, спрятал ее – и мир стал черным. Зло родило зло… Но истина все же прорастает, хотя и не так сильно, как раньше.

7.7.65. Сегодня дочитал воспоминания о Зощенко Чуковского[927]. Интересная, истинно трагическая фигура в русской литературе. Там есть в конце две фразы – «Каждая новая книга – этап его психического и эмоционального развития». Это очень важно и точно. Писатель, став профессионалом, совершенствуется лишь отчасти, его основное совершенствование в самоанализе, росте эмоциональном, в глубине психического проникновения, то есть понимания. Тут-то Достоевский!

Вторая фраза умирающего Зощенко: «Литература – производство опасное, равное по вредности производству свинцовых белил». Это для меня, не для Бориса[928] или Андрея[929].

2.8.65. Пишу рассказ о том, что человеку трудно быть объективным, если в его руках власть[930]. Это должен быть рассказ против любой диктатуры. Конечно, не напечатают, но… «хочу и пишу!» А мама-папа этого не понимают[931].

Сейчас разговаривал с Гулей[932] о рассказе «Все утрясется». Она высказала очень точную мысль – Ремцов стал таким из‐за жены, будто бы положительной, но много сильнее его психологически. Я подумал, что и у меня весь склад «долга перед семьей» превращается иногда в страх оставить их голодать (даже то, что я допускаю, что меня не попрекнут в этом, – страх есть…), а дальше это подсознательно приводит к компромиссу с начальством, малодушию и пр.

9.9.65. Все эти дни были полны какой-то «идеологической тревоги». В «Известиях» 14.8. была одернута «Юность», «Новый мир», а затем началось какое-то волнение и брожение в Ленинграде. Юрка Голубенский[933] прислушивался к голосу конъюнктуры, ждал указаний. Даже в том, что повесть ему понравилась, он не был уверен. Ох, люди.

16.12.65. Прочел Эдику Земцовскому[934] рассказ «Преодоление»… Это рассказ о подавлении индивидуальности… Даже человек – сама совесть, сама справедливость – может быть неприятен. Его зло в конкретности, расставленности и точности доводов. Он наверняка знает, где черное (и его границы), где белое. А другие не так отчетливы – их резали не ножом, а оттачивало море… Я должен дать человека, тяготеющего над другим… Когда они вместе, то все делает этот. Он даже не знает, как обойдется без него. Потом оказывается, что тот только мешает первому…

ПРАВИЛО ДЛЯ СЕБЯ: Перед тем как сесть писать рассказ, обязательно в дневнике обсудить его этическую, философскую концепцию и структуру (фабулу).

20.12.65. Конец года для меня, к сожалению, не такой счастливый. Вторая кошмарная рецензия на повесть. В «Комсомолке» от 16.12. обзор Г. Радова[935]. Я обвинен в социальной инфантильности и непротивленчестве. А в художественном отношении объявлен эпигоном Аксенова, только «труба пониже, а дым пожиже». Сразу же отреагировало телевидение. Шум. Вероятно, не будут ставить спектакль… Помогает Карасик[936] – но! политика – это так серьезно…

31.12.65. …А пока неистово ругают «Юность». Вчера доклад секретаря ЦК комсомола Павлова[937] – стилистика 52‐го года. Черт знает что. Неужели и теперь его никто не одернет?

Рассказали, что он на съезде сказал, обращаясь к представителям политуправления армии:

– Как вы могли послать Евтушенко на Кавказ на сборы? Вы хотите ему ореола Лермонтова? Нет. Если посылать, то обеспечить ему Мартынова.

10.1.66. На телевидении сняли Фирсова[938], трех редакторов. Закручивают гайки. А в Москве Павлов обвинил «Юность» в безыдейности. Мой редактор пока еще держится. На телевидении неясно. Карасик запускает в ротатор сценарий[939].

Поживем – посмотрим. Пока ничего не получается.

2.3.66. Девочка-отличница пригласила подруг на день рождения.

– Значит так, – сказала она, – ты сделаешь себе прическу – хвост, а ты, наоборот, заплетешь косички. Наденете школьные платья с белыми фартуками.

Когда вас спросят, как вы учитесь, то скажете: «Неважно, но мы стараемся учиться лучше».