Один в чужом пространстве - [6]

— Передай ему: красную вишню выслал!.. Номер — тот же… Завтра в десять восемнадцать!.. Слышишь?.. — прикрыв трубку ладонью, глухо вещал человек из крайнего автомата. Слышать о вишнях в октябре было приятно. Торгуют ведь зимой клубникой и бананами в загнивающих окрестных странах — почему же наши предприниматели не могут наладить снабжение вполне отечественной ягодой? Хотя, судя по сочетанию «красная вишня», речь, скорее всего, шла о напитке или конфетах.

Я бы тут же навсегда забыл об услышанном обрывке телефонного разговора, если бы не узнал вдруг в повесившем трубку и повернувшемся ко мне лицом человеке того, которого пять минут назад окрестил Слугой. Вот что значит прозвище: из тысячной толпы можно выделить и запомнить любого! В науке такой метод называется мнемоникой (об этом нам рассказывали на втором курсе). Значит, Хозяин послал Слугу позвонить, чтобы его встретили. Оставалось загадкой, почему тот просил встречать не человека, а багаж, но я, понимая, что случая проверить мои измышления все равно не представится, постарался выбросить из памяти объекты своего дедуктивного тренинга.

К поезду я подошел за двадцать минут до отправления. Чертовски хотелось есть (зря я отказался от борща у Таньки!). Оживленно переговариваясь, в вагон загружались вьетнамцы: сумки, коробки, ящики — все виды тары с тем, что должно было оставаться на прилавках наших магазинов, бесследно исчезали в ненасытном чреве вагона. В сторонке стоял купленный не иначе как за доллары проводник в мятой униформе и проверял билеты у первых пассажиров — женщины с сынишкой лет пяти и старухи в траурном платке. Подошел пузатый дядька в плаще, застегнутом на одну пуговицу, с пухлым портфелем под мышкой, из которого торчала палка копченой колбасы. Я окрестил его Председателем Колхоза и, глядя на колбасу, еще раз пожалел о выпитом портвейне, возбудившем во мне зверский аппетит. Вслед за ним билет предъявил мужчина, очевидно, провожавший беременную жену. «Не разродилась бы в поезде», — почему-то подумал я, будто в этом случае мне пришлось бы принимать роды. Муж беременной нетерпеливо озирался по сторонам, затем спросил о чем-то у проводника на ухо (не иначе как просил открыть туалет), но тот лишь покачал головой. Будущий отец еще раз оглянулся и, пропустив жену вперед, поднялся в вагон.

Следуя начатой игре в детектив, я стоял в неосвещенной части перрона и пытался определить своего клиента. Ничего не получалось: отвлекал урчащий желудок, не давал покоя светящийся через две платформы ларек, торговавший пепси-колой, яйцами, сыром, колбасой и прочим, что всегда предлагают подобные точки в дорогу пассажирам. Как ни странно, несмотря на позднее время, ларек работал: пассажиры отходили от него, унося кульки со съестным и бутылки с напитками. Переход был довольно далеко от четырнадцатого вагона, и риск опоздать убавлял мою решительность. Я подошел к проводнику:

— Вагон-ресторан работает?

— Який ресторан у десятой години? — сплюнул тот и растер плевок туфлей по перрону. — Дома трэба исты.

Я поблагодарил его за совет; понимая, что не успокоюсь, пока не утолю голод, решил рискнуть. Спрыгнув с перрона на рельсы, я перебежал две колеи, подтянулся на руках и оказался на соседней платформе, затем так же преодолел оставшееся до ларька расстояние. Это едва ли заняло минуту, но все же меня опередила группа венгров в ярких куртках и одинаковых трико. Глянув на часы, я решил стоять до победы (не просить же у транзитных иностранцев пропустить меня без очереди!). Слюна вырабатывалась, как у павловской собаки; витрина и впрямь обещала сытный ужин под стук колес, хотя я понимал, что заветную пачку придется распечатать.

«Вторая», — подумал о сигарете, выпуская струйку ароматного дыма.

Голоса туристов у окошка ларька потонули в тепловозном гудке: между мной и моим поездом останавливался состав, лишая меня возможности вернуться тем же путем. Венгры выбирали товар долго, будто приехали из голодного края, торговались, советовались, без конца передавали друг другу деньги, и это начинало меня бесить. Объявили отправление моего поезда. Аппетит мгновенно пропал, жаль было недокуренную сигарету «Кэмел», но ничего не оставалось делать, кроме как выругаться про себя в адрес непредвиденных обстоятельств и побежать вдоль остановившегося состава к переходу, до которого было метров сто пятьдесят.

Лавируя между клунками, чемоданами и их хозяевами, я наконец добежал до него, но дверь с меловой надписью «Ремонт» оказалась запертой. Это уже походило на плохую шутку, но финиша на черной полосе невезухи, увы, не было… Я побежал к противоположному входу. Навстречу, лязгая и громыхая, неслась кара с тремя прицепами, доверху груженными посылочными ящиками. «Па-а-береги-ись!..» — орал водила, не сбавляя скорости. Пришлось обежать переход с другой стороны. По пути я споткнулся о чей-то рюкзак, звякнула упавшая с него гитара. «Осторожней, ты, козел!» — услышал вслед… Я достиг перехода, расталкивая пассажиров подошедшего поезда, сбежал по двум пролетам в туннель и устремился к своей платформе. «15-й путь», «16-й путь»… — мелькали надписи на кафеле. Лишь уперевшись в желтую тупиковую стену, я понял, что потерял ориентировку: мой поезд отправлялся с 12-го пути! Рявкнув от досады, я рванул в обратную сторону…