Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным - [82]

Когда наша встреча подошла к концу, я сказал Рэймонду и его родителям, что, по моему мнению, у него есть некоторые симптомы пограничного расстройства, как и признаки личностного расстройства, а также небольшие обратимые нейробиологические нарушения, которые технически называются «расстройствами первой оси (axis I)». Это были упомянутые в истории болезни Рэймонда тревожные и депрессивные симптомы. Поскольку он на тот момент не проявлял склонности к суициду, а его настроение несколько улучшилось за последние недели, я полагал, что его вполне успешно можно лечить и амбулаторно. Имея за спиной наш специализирующийся на пограничных расстройствах стационар, я успокоил их, сказав, что он может быть госпитализирован в любой момент, если это потребуется, однако отметил, что считаю это излишним, при условии (я подчеркнул!), что он будет получать надлежащее лечение дома. После моих слов Рэймонд заметно расслабился. Тут до меня дошло, как сильно он боялся, что родители собираются запихнуть его в клинику против воли.

Нужно было разработать для него оптимальную схему лечения. Я высказал свои терапевтические предложения в уважительном, но уверенном и не терпящем сомнений тоне, так как мать Рэймонда (по всей видимости – центр принятия решений в их семье) уже показала свое пренебрежение психиатрией. «Лекарства – это нормально. Но я не подпущу к нему этих фрейдистских типов. Говорить о сексе и обвинять матерей во всех бедах – это все, что они умеют».

Я понял, что она не даст мне спокойно заниматься моей работой. Пришлось сконцентрироваться на психофармакологической помощи. Что меня несколько шокировало, так это признание матери Рэймонда, что она получала рецепты для сына у обычного терапевта. Я сказал ей, что лекарства по предложенной мной схеме можно принимать и в амбулаторных условиях, но назначать их всегда должен психиатр, а не врач общей практики. Я порекомендовал им также найти для Рэймонда курс поддерживающей психодинамической терапии как предпочтительный метод лечения для пациента, живущего дома.

К моему небольшому удивлению, матери эта идея понравилась. Я подумал, что, возможно, у нее есть какой-то знакомый врач на примете. Мне пришлось сказать, что я не могу порекомендовать никаких психиатров поблизости от их дома, но посоветовал Рэймонду попросить дядю найти специалиста в медшколе их города.

Мы договорились, что, если состояние ухудшится, они сразу мне позвонят.

Примерно через три месяца Рэймонд пришел на прием, как мы это и планировали. В этот раз он был один – опять хороший знак. Он стал меньше нервничать, прекратил резать себя, стал более активным. Он даже поступил в местный колледж.

– Мне стало намного лучше, – сказал он. – Я встретил женщину, мы теперь хорошие друзья. Она тоже себя резала. Сильнее, чем я раньше… Но мне наконец-то есть с кем поговорить. Это помогает.

Мне хотелось сначала обсудить, как действуют лекарства, а затем поговорить о его психотерапии.

– Я иногда еще испытываю гнев, но вы были правы. Мне давали слишком много таблеток. По максимуму. Когда я встретился со своим новым психиатром, которого нашел дядя, он сразу сказал: «Ого! Сколько сильных нейролептиков. Мы должны избавиться от большинства. И «бензо» (менее активных транквилизаторов) ты принимаешь многовато». Назначил мне другой антидепрессант, и, вуаля, через неделю все побочные эффекты исчезли. Он сказал, что согласен со всеми вашими рекомендациями. Это дядя ему рассказал о ваших предложениях.

Я спросил, нашел ли его дядя также хорошего психотерапевта или же психиатр может провести для него и терапию.

Рэймонд ответил, что психиатр сказал ему, что сам «не может вести терапию», и попытался было порекомендовать какого-то психолога из медицинского центра, но мать просто «отшила его», сказав, что сама найдет кого нужно без его помощи. Он сказал, что это было типичной манерой матери, способом, каким она контролировала его «и все остальное». Затем мать убедила психиатра, что позаботится о том, чтобы найти хорошего «консультанта».

Позже, когда мне довелось в течение года руководить стационаром для подростков, я смог убедиться, что этот случай был лишь одним из многих, когда подростки жаловались на схемы приема лекарств. Я был потрясен тем, какое число подростков и в каких дозах принимали сильнодействующие нейролептики. Рэймонд «сидел» раньше на семи препаратах.

Мне захотелось услышать, как идут дела с психотерапией. По рассказам Рэймонда, мать действительно нашла специалиста в городке, где они жили. Он сказал, что его психотерапевт оказался «нормальным парнем» и что он ему нравится. Он описал его как душевного человека, совсем непохожего на его холодного отца. Мать также говорила, что он обходится им дешевле.

Я спросил, знает ли он специализацию своего терапевта.

– Специализацию? Вы про образование? Ну, он просто сказал, что он «психотерапевт». Это важно?

Мне совсем не хотелось подвергать сомнению репутацию этого консультанта или терапевта, тем более я не был с ним знаком. Рэймонд, по-видимому, чувствовал себя лучше, и он доверял этому человеку. Я не хотел раскачивать лодку, хотя у меня появились некоторые сомнения.