Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным - [81]

Надо сказать, что каждой из сторон, ведущих дебаты о современном состоянии сатанизма, часто не хватает знания каких-то нюансов этого явления или реального опыта общения с живыми приверженцами культа – чем обладали отец Жак и отец А., а теперь также и я. Подобные подпольные группы нередко занимаются криминалом – Спиди и Хуан были реальными примерами людей, которые осознанно обратились к Сатане и, к своему сожалению, получили позже реальные результаты.

По моему опыту, можно ему доверять или нет, есть еще достаточно людей, которые сообщают, что сталкивались с сатанистами и подверглись с их стороны какой-то агрессии. В своей клинической практике я встречал немало случаев, когда пациенты высказывали самые бредовые домыслы на эту тему.

Однако не меньший, чем такие явные заблуждения, интерес представляют случаи так называемых «ложных воспоминаний». Подобно истории Лили, где чересчур восприимчивая к внушению девушка уверила себя в нападении на нее злого духа (хотя там и не было ложных воспоминаний о каком-то прошлом насилии, связанном с сатанистами), также и другие внушаемые люди (при этом, вполне возможно, добропорядочные и адекватные) могут прийти к удивительному заключению, что они вдруг вспомнили о том, как они сами были свидетелями или участниками сатанинских обрядов и практик спустя много лет после того… как этого никогда не происходило [69]. К сожалению, их истории слишком часто принимались и все еще принимаются за чистую монету плохо обученными или очень доверчивыми врачами.

То, как могут возникать такие ложные воспоминания, иллюстрирует случай Рэймонда, девятнадцатилетнего парня из Каролины. Семья молодого человека искала моего совета, чтобы понять, что же им делать в связи с его затянувшимся периодом саморазрушения, попыткой суицида и недавно диагностированным личностным расстройством. Рэймонд разрешил поделиться его историей, чтобы облегчить мне задачу объяснения вероятного механизма такого странного явления, как ложное воспоминание.

Кроме личностного расстройства у Рэймонда диагностировали также аффективное расстройство, он страдал от панических атак и иногда употреблял наркотики. Интересно, что дядя Рэймонда по матери – врач-кардиолог – оказался моим знакомым еще по Йелю. Судя по его словам, Рэймонд, возможно, получал не совсем адекватное лечение. Дядя назвал свою сестру, мать Рэймонда, «религиозной фанатичкой», которая, по его мнению, сама страдала пограничным расстройством. Она хотела сделать из сына идеального ребенка. «У нее ничего не вышло, – отметил он сухо. – Но мой племянник – хороший парень. Он годами пытался стать для нее идеальным сыном». Дядя считал, что сейчас Рэймонд просто бунтует против воли матери. По рассказам дяди, его зять, отец Рэймонда, служил в ВВС и подолгу находился за границей, поэтому мальчик видел его нечасто в свои детские годы.

Когда Рэймонд вместе с родителями пришел на консультацию, я сразу обратил внимание, что его отец выглядит каким-то скованным и подавленным. Он был приятным и уважительным в общении человеком, но при этом в нем чувствовалась отстраненность. Мать, которую ее брат считал склонной к гиперопеке и «напряженно-нервозной» личностью, одна говорила за всех остальных. Сам Рэймонд тоже выглядел довольно угрюмо. Он казался безразличным ко всему окружающему, но я заметил, что он внимательно следит за ходом нашей дискуссии. Его поведение стало другим, когда я решил поговорить с ним наедине. Он обнаружил себя вполне приятным собеседником, и это дало мне надежду на благоприятный исход его дела. Рэймонд оказался ко всему еще и очень умным юношей.

Я подробно изучил его историю болезни. В то время он почти не выходил из дома, проводя весь день за телевизором. Несмотря на то что был когда-то чемпионом по плаванию, не так давно он забросил спорт и ушел из своей команды. Этим летом, в отличие от прошлых годов, он даже не пытался устроиться на работу. При этом, хотя в прошлом у него была одна попытка самоубийства, сейчас Рэймонд клялся, что уже не хочет этого, что подтвердили его родители, сказав, что он по натуре «очень честный» парень. Еще один хороший знак, подумал я, если, конечно, это правда. Однако он все же продолжал наносить себе порезы, хотя и неглубокие, о чем я мог судить по небольшим шрамам на его предплечьях, которые он сам мне показал.

В то время Вестчестерское отделение нашей нью-йоркской клиники имело репутацию медицинского центра, успешно занимающегося лечением пограничных расстройств. К нам приезжали пациенты со всей страны и получали здесь первоклассное лечение. Мы тогда начали планировать сравнительное исследование модифицированных психодинамических методов, применяемых при тяжелых личностных расстройствах (разработанных доктором Отто Кернбергом, в то время – директором клиники), и новой методики когнитивно-поведенческого подхода, т. н. диалектической поведенческой терапии, или DBT (dialectical behaviour therapy). Автор метода DBT Марша Линехан, как и Кернберг, активно и с большим энтузиазмом продвигала свой терапевтический подход [70]. Она была приглашена в Вестчестер, чтобы познакомить врачей со своим методом, и я имел возможность обучиться ему у нее лично. Могу сказать, что я довольно хорошо знал и понимал как более традиционный метод психодинамической терапии, так и новый когнитивно-поведенческий подход к лечению пациентов с тяжелыми личностными расстройствами.