Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным - [83]

Позже выяснилось, что мать Рэймонда устроила его в местный ветеранский госпиталь, потому что оплата за лечение покрывалась за счет страховки Агентства по делам ветеранов, которая была у его отца. Кроме того, оказалось, что она выбрала этого терапевта по той причине, что они вместе посещали одну группу евангелического общения в ее церкви. Она считала, что терапевт, должно быть, хороший человек, хотя практически ничего о нем лично не знала.

Эти новости не добавили мне спокойствия.

Мать настояла на том, чтобы Рэймонд лечился обязательно у специалиста по посттравматическим стрессовым расстройствам (ПТСР). Она давно уже старалась убедить Рэймонда, что его единственная «настоящая» проблема заключается в травме, вызванной поведением отца – который либо просто отсутствовал в его жизни, когда был в очередной долгой командировке, либо вел себя крайне неуравновешенно, когда оказывался на короткое время дома. Рэймонд рассказывал, что родители «все время ссорились, а иногда дело доходило даже до рукоприкладства с обеих сторон. Но никаких синяков, ничего серьезного. Меня отец никогда не трогал. А вот она сильно психовала. Я даже сам как-то раз ее ударил… Потом целый месяц ходил наказанный».

Я знал, что лечение пациентов с пограничными расстройствами – непростая задача и чем лучше подготовлен терапевт, тем лучше будет и итоговый результат. Мне была близка в этой связи позиция Кернберга, который считал, что адекватная динамическая терапия, проводимая со вниманием и чуткостью, лучше всего подходит для пациентов такого типа.

Осторожно выбирая слова, я снова поинтересовался:

– Ну как, узнал что-нибудь новое о своем психотерапевте? Где он учился, где практиковал?

Тут Рэймонд вспомнил, что тот как-то раз назвал себя «групповым консультантом». По его словам, он прошел онлайн-обучение по «исследованиям травм». Он бросил колледж, потому что не любил учиться, записался в армию и улетел во Вьетнам. В клинике он был в основном ради своих братьев-ветеранов, желая помочь им «прожить их травмы» и решить проблемы с наркотиками – как смог это сделать он сам со своей жизнью.

Честно говоря, и эти новости меня не успокоили.

– А, вот еще что, – продолжил Рэймонд. – Он иногда называет себя «травмапевтом». Говорит, что получил травму на войне и знает, что это может проявляться через различные симптомы, ну, примерно как у меня.

Рэймонд сказал, что консультант объяснял ему, что травма – это ключ почти ко всем проблемам каждого человека. Он также говорил, что пережил тяжелое ПТСР и ему до сих пор иногда снятся кошмары. Консультант думал, что если бы Рэймонд «нашел свою травму», то его дела быстро пошли бы на поправку.

После этого Рэймонд сделал многозначительную паузу.

– А я все-таки нашел свою травму! – выпалил он задорно несколько секунд спустя.

Мне показалось странным, что такой действительно умный молодой человек, как Рэймонд, не имеет никакого представления о том, что ему нужно. Но я напомнил себе, что он слишком молод и незрел. Кроме того, он вырос в неблагополучной семье, где никто и никогда не помогал ему понять его эмоции, не говоря о том, чтобы научить правильно справляться со своим гневом. Ко всему, его мать настолько дискредитировала психологию, что неудивительно, что он заблудился в этом лесу.

Но то, что сказал Рэймонд после, встревожило меня намного сильнее.

– Он иногда меня вводит в гипноз. Как раз во время сеанса я и начал вспоминать, с чего начались все мои проблемы.

Консультант знал, что Рэймонд увлекается компьютерной игрой «Dungeons and Dragons» и любит смотреть фильмы с сатанистскими сюжетами. Он предположил, что эти увлечения, должно быть, связаны с какими-то более ранними событиями.

Консультант начал вводить его в гипноз, чтобы посмотреть, не вспомнит ли он в этом состоянии что-нибудь важное, имеющее отношение к этой теме.

– Думаю, мы наткнулись на золотую жилу, – сказал Рэймонд с улыбкой. – Воспоминания стали выходить наружу. Все довольно расплывчато, но он сказал, что там большой смысл. Что я точно помню… Однажды днем, кажется, это было уже после обеда, я пошел в церковь вместе с моей матерью. Думаю, мне было лет шесть, потому что именно тогда там и служил тот священник. В общем, я помню, как мать сидит на скамейке с какими-то женщинами, они о чем-то сплетничают, а я отошел от нее и как-то оказался возле комнаты пастора, где он обычно давал наставления прихожанам. И дверь была приоткрыта. А дальше… Я видел все смутно, но помню, он совершал там какой-то ритуал. Взял маленького ребенка и перерезал ему горло…

Меня крайне поразили эти слова, но я постарался не подать виду. Я попросил Рэймонда продолжить его рассказ.

– По меньшей мере, я думаю, что так было. Консультант говорит, что это имеет важный смысл. Даже мать, когда я рассказал ей об этом, сказала, что, скорее всего, такое происходило. Ее друзья с запада посылали ей истории про такие случаи, и она книгу какую-то читала об этом. Она говорит, что в этой стране это большая проблема, а ФБР все знает и покрывает.

Рэймонд, увидев, что я никак не отреагировал на его откровения, вероятно, понял, что я не вполне доверяю этой информации. Он спросил, верю ли я ему или считаю, что такое маловероятно. Понимая, что мне нужно аккуратно подбирать слова, я все же решил, что настала пора более активно выражать свое мнение, поскольку и сам Рэймонд искренне искал моего профессионального совета. И он зашел уже очень далеко.