Очи синие, деньги медные - [5]

Но как бросишь человека? Мы все воспитаны на русской классической литературе, проповедующей крест, который нужно достойно нести. К тому же остались и в новом времени "советскими людьми". Вот если бы Люся изменила... а тут просто не мила. Наверное, и ЗАГС не разведет? И женился-то Андрей на Люсе легкомысленно: вернулся из армии - на танцах в ДК Сибстали именно Людмила Николаевна Иванова первой попалась ему в горячие нервные руки...

И что же теперь было делать? Андрей пил и, разумеется, не с ясного разума пошел на грех. Он давно понял, видел ясно - рука больна (это лечить умеют только за границей), и ему никогда уже не стать великим скрипачом... И Андрей поехал летом к родственникам Люси, чего раньше избегал. Работая на строительстве новой бани, позволил шурину, алкашу в темных очках, уронить себе на пальцы тяжелые листы шифера... но перестарался в своем мазохизме... Листы, поданные с кузова машины, скользнули друг по дружке и своими извилистыми краями чуть не оттяпали, как тесто на пельмени, обе ладони Андрея. Слава богу, косточки остались целы, но шрамы долго не заживали.

И вот квиты - Андрей теперь не будет мучить равнодушных к музыке людей своей скрипкой, зато у Люси отныне есть квартира... готов уйти-с... Но Люся, понимая, что это как бы она погубила окончательно судьбу музыканта, настояла на размене... И уже сколько?.. года полтора Андрей Сабанов живет одиноко в однокомнатной. Слышал, что Иванова будто бы вышла замуж за парня из ее деревни - вместе учились в школе.

Дай ей бог счастья. Но, конечно, не с человеком искусства. Даже если ты во прахе лежишь, волосами оброс, ракушками покрылся, женщина должна верить в твои запредельные силы - иначе она не может считаться Музой...

Мальчик слушал скрипку - Сабанов играл неизбежного на подобных концертах романс Свиридова из кинофильма "Метель" - и круглые глаза сироты напомнили Андрею его собственные глаза на детской фотокарточке. Только у этого мальчика носик вздернут, а треугольные губки скорбно поджаты, как у Д.Д. Шостаковича. Наверное, много недоброго испытал...

- А теперь, дети, - поднялась женщина в белом халате, - мы поблагодарим нашего замечательного музыканта. Как мы это сделаем?

- Можно мне?.. - вышла девица в черном узком платьишке с красным бантом в волосах и вдохновенно-заученно начала ( такие девицы есть и будут всегда):

- Музыка вдохновляет на труд, музыка утешает в часы горя. Музыка дает силы, как волшебная вода - только испей ее. Одной любви музы'ка уступает, сказал Пушкин, но и любовь мелодия. Вы, Андрей Михайлович, в нашем городе - как Паганини в Италии... Мы знаем и любим ваше творчество. Ваше удивительное мастерство помогает всем нам жить...

"Да позвольте, откуда вы знаете про мое творчество?.." - помрачнел и согнулся от стыда над столом Андрей. Всегда вспыльчивый, уже хотел замахать руками и выбежать, но перехватил умоляющий взгляд доброй воспитательницы ( бровки вскинулись, как мамины прищепки на бельевой веревке). Мол, пусть говорит - это же она своим сверстникам говорит...

Андрей более старался не слушать - только сердце ныло от выспренней лжи, среди бела дня он будто в сон погрузился.

- ...Мы обожаем ваш вкус, ваш ровный чистый звук... мы гордимся, что живем с вами в одном городе... в одно время... - лепетала где-то вдали девица с красным бантом.

Ну не для издевки же они! Что-то про звук... Наверное, прочитали аннотацию столетней давности в буклете симфонического оркестра, еще первого состава, когда его, Сабанова, - неслыханное дело - похвалил заезжий дирижер. Но служба в армии, беготня с гранатометом на морозе, ледяные ночи в казарме ослабили пальцы...

Словно сжалившись над скрючившимся музыкантом, Вера Александровна громко зааплодировала девице, которая тут же послушно умолкла и сгорбившись - чтобы выглядеть скромнее - пошла на место... Воспитательница торжественно объявила:

- А теперь, Андрей Михайлович, дети приглашают вас в нашу столовую... не откажите.

Детвора вскочила, однако тут же, сдерживая себя, образовала примерную колонну, которая медленно потекла мимо гостя в коридор, а уж оттуда - с топотом и визгом - посыпалась вниз, на первый этаж.

Столовая была тесная, низкая, здесь пахло хлоркой, на сдвинутых буквой "П" алюминиевых столиках стояли тарелки с хлебом и валялись россыпью алюминиевые ложки и вилки - некоторые из них скручены в пропеллер. На обед поварихи подали - среди них и сама Вера Александровна в белом халате вермишель с тушенкой, жидкую манную кашу, кисель.

- Кушайте! - укоризненно глянула воспитательница на Сабанова, который сидел, зажав между колен футляр с инструментом. - Инструмент можете отставить в сторону - никто не украдет. Верно, дети? А мы сейчас, раз-два, вспомнили... вилку надо держать в какой руке?

- В ле-евой... - ответили дети, уже хлебая ложками кашу и вермишель, но держа в левой вилки.

Андрей тоже взял легкую, жирную на ощупь ложку и увидел, что мальчик с круглыми глазами сидит неподалеку - смотрит на музыканта. Вдруг он встал, подошел и протянул гостю кусок хлеба.

- Ты чего?.. - неловко спросил Андрей. - Кушай сам.