Очерки поэтики и риторики архитектуры - [213]

Два пролета Форт-бриджа с подмостовым габаритом 46 метров, обеспечивающим проход океанских судов, и длиной по 562 метра были в то время величайшими в мире. Все фермы расчерчены раскосами, гигантскими на башнях, постепенно уменьшающимися к концам крыльев и совсем «маленькими» (высотой от двенадцати до пятнадцати метров) в промежуточных фермах. Благодаря этому ощущаешь ритмическое расширение и сжатие воздуха, очерченного контурами конструкций. В натуре их размеры сверхчеловечны: диаметр труб нижнего контура «крыльев» равен четырем метрам. Но почувствовать по-настоящему их чудовищную величину можно, разве что подплыв вплотную к основаниям башен, когда мост как единое целое уже не воспринимается. При взгляде издали вся эта ясно выстроенная пульсирующая иерархия сквозных форм выглядит изящным архитектурным чертежом.

И вот сквозь сложно организованный рисунок консолей протянута горизонталь независимого от них внутреннего виадука, несущего проезжую часть моста. Она смонтирована из ферм того же типа, что в Ферт-оф-Тэй. Их высота – пять метров, но по контрасту с гигантскими «скатами» эта горизонталь кажется струной, туго натянутой между берегами. Образуется сильнейшее визуальное напряжение между струной и консольными формами, желающими свободно вдыхать и выдыхать расчерченный ими воздух. Кажется, не будь этой струны, они стали бы полнее, выше, и тогда промежутки между концами «крыльев» были бы гораздо шире. Но она растягивает «крылья» с такой силой, что еще немного – и они сомкнулись бы, и промежуточные фермы не понадобились бы. Пронизывающее консольную структуру железнодорожное полотно делает упругим графический рисунок Форт-бриджа.

Однако таков мост, если глядеть с воды. А это не самая доступная точка зрения. Обыкновенно на Форт-бридж смотрят с берега, в более или менее остром ракурсе, в перспективе, скрадывающей горизонтальные расстояния. Стойки и раскосы башен и консолей сжимаются, расширения и сжатия их контуров становятся резче, визуальная напряженность форм нарастает. Хорошо видны прозрачные грани конструкции. Башни, расставив ноги вдоль течения на тридцать семь метров, сужаются кверху до десяти метров. Это обеспечивает им устойчивость в сопротивлении ветру. Поэтому и грани «крыльев» сходятся вверх под уклоном 1:7,5919.

Наклон граней придает элегантность нижним арочным контурам «крыльев»: поднимаясь от основания башни, воображаемые своды постепенно утончаются, так что на стыке с промежуточными фермами в них умещаются только рельсы и тротуары. То, что при взгляде с воды представляется размеренными сжатиями и расширениями, как бы выдохами и вдохами металлического исполина, преображено ракурсом в победоносное преодоление горизонтали, в устремление ввысь. Главными линиями визуального напряжения становятся ребра башен, а не струна железнодорожного полотна.

«Общественное мнение выразило себя в широком спектре вкусовых оценок, – читаем у Майкла Баксендолла. – Уильям Моррис, исходя из своих привычных критериев, высказался негативно: „У железной архитектуры нет будущего, любое усовершенствование машинного оборудования предстает все более и более уродливым, и высшим образцом этого уродства служит мост Форт“. Альфред Уотерхаус, архитектор лондонского Музея естественной истории, был настроен более благожелательно, расценивая мост в широком функционалистском ракурсе: „Мне особенно нравится здесь отсутствие всякого орнамента. Любая архитектурная деталь, заимствованная из какого-то стиля, была бы в этом сооружении неуместна. Мост в том виде, как он есть, сам по себе является стилем“920. Гюстав Эйфель, только что построивший знаменитую башню для парижской Всемирной выставки и присутствовавший на церемонии открытия Форт-бриджа, назвал его „величайшим чудом века“921.

Бейкер дал отповедь Моррису в обращении к Эдинбургскому литературному институту: „Вероятно, м-р Моррис привык оценивать красоту всякого дизайна с абсолютно одинаковой точки зрения, идет ли речь о мосте в милю длиной либо о серебряном убранстве камина. Тот, кто ничего не ведает о функции предмета, не может сколько-нибудь авторитетно высказываться о его красоте. (…) Его [сэра Бейкера] спрашивали, почему нижняя часть моста имеет полигональную форму, а не сконструирована в виде истинной арки, и он на это ответил, что подобное решение явилось бы материализованным обманом. Мост Форт не стал типической аркой, наглядно заявляя о причинах этого… Пусть критики сперва изучат ту работу, что исполняют мостовые устои и надстройка, рассмотрят использованные материалы, а уж тогда получат право судить, красива данная постройка или безобразна. Было бы нелепой ошибкой, – добавил он, – предполагать, что сэр Джон Фаулер и он сам не продумывали проект с художественной точки зрения. С самого начала она глубоко занимала их. Форма арки наделена безусловным изяществом; и они старались приблизиться к данной форме как можно ближе, но не выдумывая при этом ложных конструкций и обманов… Они стремились соподчинить важнейшие структурные линии таким образом, чтобы передать идею силы и стабильности. На данный момент, по всей видимости, в этой конструкции воплощено истинное и высочайшее искусство“