Очерки на разных высотах - [45]

По перрону ходит фраер

Вся рожа в муке,

Сам он в белом балахоне

С папироской в зубе.

Как увидел он Маруську,

Сразу весь задрожал,

Затрусился, как индюшка

И такую речь сказал:

Ах Маруся, ви Маруся,

Ах убей меня бог,

Положить готов я душу

У твоих белых ног.

А в ответ ему Маруська:

Не могу я, милый фраер,

Стать вашей верной женой

— меня любит Яшка Черный

И Алешка Божежмой.

Они смелые ребяты

Нас повсюду найдут

Тебе выпустят все кишки,

А мне морду набьют!

В той экспедиции мы сделали 11 первовосхождений, из них два по серьезным стенным маршрутам. Но, пожалуй, главное было в другом — все в тот год было пронизано особой теплотой. Казалось даже, что и с Духами гор у нас установились особо душевные отношения: они нас приютили и приняли!

Осенью 56-го в Жуковке на академической даче Игоря Евгеньевича Тамма собралась вся наша команда на «закрытие сезона». Дело в том, что где-то в начале 50-х годов именно «старший» Тамм с туристской группой Дома ученых, прошел маршрут по Алтаю через ущелье Шавлы и увидел там уникальную возможность открыть новый район для альпинистов, сравнимый с Домбаем по красоте и спортивному интересу. Собственно, именно по наводке И. Е. и была организована наша экспедиция в Шавлу.

Мы с удовольствием рассказали Тамму-старшему о наших впечатлениях от необычайной дикой красоты алтайской природы, о пройденных маршрутах первовосхождений. Он, в свою очередь, со всей непосредственностью порадовался тому, что его «разведданные» про новый и перспективный альпинистский район полностью подтвердились. И тогда же мы услышали от Игоря Евгеньевича рассказ об еще одном совершенно поразительном месте, где ему довелось побывать пару лет назад. Это — Памир, верховья самого крупного ледника Федченко, в верхнем цирке которого стоят десятка два шеститысячников. Из всего сонма вершин, окаймляющих ледник, лишь три имеют названия, данные им альпинистами еще в далеких 30-х годах. Игорь Евгеньевич, хотя он и был физиком-теоретиком, человеком строгой науки, но рассказывал он о верховьях Федченко с энтузиазмом и эмоциями, более свойственными молодым романтикам горных странствий.

Памир, верховья ледника Федченко, 1957 год

Неудивительно, что в тот вечер на даче И. Е. Тамма мы в буквальном смысле слова «заболели» идеей: устроить на будущий год экспедицию на ледник Федченко.

Ну что же, теперь наша цель была определена — высотные первовосхождения на Памире и нашим ближайшим объектом будет одна из самых высоких вершин района, пик 26-ти Бакинских комиссаров (6834 м), который венчает самое изголовье ледника Федченко. В тех местах никого не было, начиная с 30-х годов, но дорогу туда мы знаем со слов И. Е. Тамма. Команда у нас есть, капитан — тоже, но почти ни у кого нет опыта высотных восхождений, нет ни подходящей одежды, ни требуемого снаряжения, ни малейшего понятия об опасностях, связанных с высотой, но зато есть страстное желание все это преодолеть. Ведь на наших глазах в Гималаях происходит форменная революция: альпинисты уже побывали на вершинах восьмитысячников — Аннапурны, Эвереста, К-2; осталось всего восемь не взятых восьмитысячников, а мы еще только просыпаемся!

Мобилизовались все: я, к примеру, отправился по всем комиссионкам Москвы и собрал неплохую коллекцию трофейного снаряжения типа немецких примусов «Арара» и портативных раций «Клайнфу», а также ленд-лизовских солдатских ботинок, большого размера, известных в народе, как студера или г-нодавы. Мика Бонгард, одному ему ведомыми путями, смог взять напрокат 15 пуховых спальных мешков (но никаких пуховых курток и штанов, ишь, чего захотели!), а знакомые с географического факультета нашли для нас с десяток пар шекльтонов, валеных сапог с кожаными головками. Конечно, никаких высотных палаток тогда и быть не могло — у нас их еще не производили. Зато благодаря усилиям Е. И. Тамма, на нас хорошо поработали мастерские ФИАН'а, обслуживающие ускоритель и водородную камеру. По эскизам Жени они изготовили с десяток кастрюль, автоклавов, что были необходимы для приготовления пищи на больших высотах, а также сделали пару сборных нарт, чтобы перевозить грузы по леднику. Но не менее важной была возможность использовать пенопласт.

Как поведал нам Женя Тамм, пенопласт относился к категории «фондируемого» стратегического материала, используемого для теплоизоляции водородных камер, и купить его было невозможно ни за какие деньги. Более того, все заявки его лаборатории на пенопласт на 1957 год были уже выбраны. В запасе не оставалось ни одного листа этого материала. Именно об этом сообщил Жене начальник отдела снабжения ФИАН’а, напоследок поинтересовавшись: а зачем собственно вдруг понадобился пенопласт накануне отпуска, когда никаких работ на ускорителе не будет? Жене ничего не оставалось делать, как признаться, что пенопласт был нужен нам в экспедицию, чтобы можно было спокойно спать на снегу. Ответ на это признание был совершенно неожиданным: «Так тебе, оказывается, пенопласт нужен не для работы, а для дела! Так бы сразу и сказал! Сколько листов тебе надо на все про все?» Все-таки жизнь при социализме имела немало уникальных преимуществ!