Очерки на разных высотах - [44]

Другого варианта у меня нет, и вот стою я на передних зубьях кошек, которые еще кое-как цепляются за склон, левой рукой придерживаюсь за какие-то еле видимые неровности склона, а в правой у меня ледоруб, которым я стараюсь прорубить хотя бы какую-то бороздку, чтобы продвинуться в нужную сторону. Никаких резких движений, все надо делать плавно и под контролем. Саша на страховке следит за каждым моим движением и выдает веревку ровно настолько, насколько требуется. Вторая двойка — Женя Тамм и Олег Брагин страхуют дополнительно Сашу. Все знают, что в таких случаях никакие советы не нужны и даже вредны — надо просто молчать. Прошло, наверное, с полчаса, прежде чем я смог добраться до перегиба и там, — о радость, обнаружил скальный выход с трещиной, подходящей для крюка. Еще немного терпения, чтобы подойти к этой спасительной трещине, теперь, не торопясь, достать молоток, проверить камень, подобрать крюк, затем сначала легким постукиванием, а потом все более сильными ударами загнать его по самую проушину, повесить карабин, защелкнуть веревку — уфф, все!!!

Через 10—15 минут Саша подошел ко мне, очень сурово на меня взглянул, но не сказал ни слова, а только перещелкнул веревку и пошел вверх. Зато вечером в палатке я получил от своего друга Балдина такую головомойку, что мне не забыть ее до конца жизни. Меня даже не спасло то, что я и сам осознал, насколько глупо и непродуманно действовал для того, чтобы попасть в почти безвыходное положение. Саша же мне просто сказал, что, если я и дальше не смогу побороть в себе подобный авантюризм, то для меня честнее всего будет забыть о серьезных восхождениях навсегда. Много воды утекло с того времени и много чего случалось со мной в горах, но ничего подобного той глупости, что я допустил тогда на Алтае больше не было. Однако же, если не считать случаев, о которых я написал выше, наша жизнь в Шавлe протекала на редкость беззаботно.

Хочется сказать еще несколько слов про Сашу Балдина, одного из моих друзей того стародавнего времени. Конечно, он запомнился многим как один из сильнейших альпинистов. При этом его всегда отличало чувство азарта по отношению к любой проблеме, что могла появиться на пути. Вид отвесной скалы всегда вызывал в нем непреодолимое желание залезть наверх и в скалолазании он был не просто мастером, но еще и по-настоящему артистичным. Талантливый физик-теоретик он сделал блестящую научную карьеру, благодаря своей интуиции в поиске и нахождении оригинальных решений сложнейших проблем и, конечно, незаурядным организаторским способностям. Он рано защитил докторскую диссертацию, в 1968 году стал директором лаборатории высоких энергий в Объединенном Институте Ядерных исследований в Дубне, а в 1981 году его избрали в академики Российской Академии наук.

Я уже говорил о том, какой личной трагедией обернулась для Саши гибель в Гармо в 1953 году его близкого друга Вадима Михайлова. Казалось, что это должно было навсегда отвратить его от альпинизма, но совсем отказаться от гор он не смог и ограничил себя лишь тем, что перестал ходить на предельно сложные маршруты. И все же, здесь на Алтае в ущелье Шавло Саша оказался главным «закоперщиком», для которого было мало просто взойти на вершину, где никто никогда не был, но при этом он всегда старался проложить трудный и эстетически красивый маршрут.

Вспоминая 1956-й год, нельзя не сказать о том насколько необычным было то время для истории нашей страны. Ведь это было время ХХ съезда КПСС и доклада Хрущева с разоблачением сталинщины, время надежд, когда казалось, что вся жуть сталинских репрессий навсегда канула в прошлое и страна получила шанс на нормальную жизнь. Тогда хотелось верить в то, что вот оно наступило — время совершенно непривычной для нас свободы. В эти представления великолепно вписывалась наша вольная жизнь на природе, жизнь людей, соединенных общими интересами, азартом первопроходителей в горах, не стесненных казарменными рамками обыденной жизни Страны Советов. Неожиданно оказалось, что вечерами у костра нам интересно не только петь песни и слушать альпинистские байки, но и как-то пытаться понять, а что дальше будет делаться у нас в стране, да и во всем мире. Никогда и нигде раньше нам не случалось слушать подобные свободные разговоры «о политике». Такой откровенный характер разговоров был абсолютно непривычным для нас, и это и было конкретным проявлением того, что впоследствии было названо «оттепелью».

Но все-таки не политика была главным содержанием наших вечеров у костра. Самым главным были концерты разного репертуара. Если гитару брал в руки Игорь Щёголев, то это был Вертинский и классика русских романсов, если Севка Тарасов — то преимущественно звучала блатная лирика. Популярными были тогда: «Я помню тот Ванинский порт…», «По тундре, по железной дороге…», или более лиричные, такие как «Укрыта льдом зеленая вода…» или «Миленький ты мой, возьми меня с собой…». Иногда колориту добавлял Борис Арнольдович Гарф, вспоминая богатую нэпмановскую лирику 20-х годов. Одна из таких песенок, можно сказать, его коронная, помнится мне до сих пор: