Очерки на разных высотах - [42]
Пара таких занятий на скалах, а потом еще два дня хождения и лазания в кошках на леднике, и вдруг оказалось, что Саша стал абсолютно непререкаемым авторитетом для своих молодцов. Во время походов его отделение всегда выполняло самую тяжелую работу, будь то прокладка тропы в снегу, организация перил для страховки на скалах или устройство переправы. Когда же во время одного из таких походов их прихватила свирепая непогода на леднике Джантуганского плато, инструктор Балдин не дал своим ребятам отсиживаться в палатках, а с утра, несмотря на метель, всех вытащил на зарядку, и добрые полчаса они занимались всякими упражнениями, как будто все происходило в спортивном зале. При этом он любил повторять: «Ты ему, окаянному (т.е. — своему организму!) пощады не давай!»
После всего этого вряд ли можно было удивляться, что эти мужики, которые попали в горы почти случайно, просто позарившись на дешевизну профсоюзных путевок в южные края, с удивлением обнаружили, что свой отпуск можно проводить вообще без выпивки, за «странным» занятием хождения вверх-вниз с перетаскиванием тяжеленных рюкзаков с места на место. Более того, неожиданно для самих себя, они как-то прониклись духом альпинизма, и впоследствии пара человек из Сашиных учеников втянулись в это дело вполне всерьез.
Инструктора альпинизма — это была особая каста, каста людей, чувствовавших себя ну почти, как «усмирители гор». Все они, конечно, страшные пижоны и воображалы, для которых почти не существовали прочие простые смертные, те, кто еще не испытал искус горовосхождений и особенно первовосхождений. Действительно, о чем говорить с человеком, кто даже представить себе не может, как проходится сложная скальная или ледовая стена, и что такое «спуск дюльфером», «холодная ночевка» или, наконец, что требуется от человека на «спасаловке!».
Саша, как и полагалось уважающему себя инструктору, ходил, что называется «фертом», в яркой ковбойке с заплатами, в шортах, которые почему-то назывались «тирольки» и в непременной фетровой шляпе с непонятным значком «траверс ГКХ» (означавшим всего лишь, что человек в данный сезон поднялся на одну из вершин Главного Кавказского хребта). Всем своим видом он напоминал облик «молодчиков каленых, что хаживали вполплеча в камзольчиках зеленых…» (О. Мандельштам).
Он, конечно, знал себе цену и любил быть в центре внимания. Один из коронных его трюков, который он с охотой исполнял для публики, состоял в хождении по репшнуру, натянутому от его инструкторской палатки к ближайшей сосне. Казалось, что для него это почти также естественно, как ходить по ровному месту. Дошел до сосны, повернулся пошёл назад, по дороге остановился, присел, выпрямился и вот уже у палатки. Потом он раскрыл тайну, как он добился такого результата: «Ничего особенного, просто месяца два, каждое утро, тренировал равновесие. Может получиться у каждого!». Но среди знакомых альпинистов мне как-то не довелось встречать тех, у кого это получалось с такой же легкостью.
Это было удивительное время, нашей молодости, когда казалось, что так будет всегда — наша вечная дружба между собой и с горами. Будущее казалось ясным — мы будем выбирать все более сложные маршруты — сначала «махнем» на Памир, а там, глядишь, и до Гималаев доберемся. Славное и веселое начало нашего пути в альпинизме!
Почему же мы все-таки продолжали ходить в горах и после 1953-го года?
Казалось бы, что после всего, что мы пережили в Гармо, наиболее естественным было бы прекратить испытывать судьбу, остановиться и перестать так легко доверять свою жизнь капризам горной природы. Тем более, что многие из нас переженились, обзавелись детьми и, стало быть, на место молодой романтики должна была прийти благоразумная зрелость.
Чтобы было понятно, как это могло получиться, я расскажу поподробнее о наиболее запомнившихся экспедициях СКАН, что состоялись после 53-го года.
Тогда вся цивилизация кончилась для нас в г. Бийске. Дальше последовали два дня на грузовиках по бездорожью легендарного Чуйского тракта почти до монгольской границы, в альплагерь «Актру». Здесь нас снабдили снаряжением и продуктами и помогли в организации каравана лошадей. Картинка получилась такая: табун из 10 полудиких лошадей, отвыкших от вьюков, 18 альпинистов, не имеющих представления, не только как вьючить, но даже, как просто взнуздать лошадь, и 9—летний пацан Минька, приданный нам, чтобы следить за тем, как мы бережем колхозных лошадей. Минька как—то сразу «рассек», что эти взрослые дяди никогда в жизни близко к лошадям не подходили. Видно, это его страшно удивило. Он сразу почувствовал свое превосходство над нами и охотно стал учить нас премудростям общения с этими замечательными животными. Довольно быстро, на второй или третий день, азы этой науки мы освоили, не без труда разместили весь наш груз, частично на лошадях, частично на себе и пустились в дорогу.
Дальше последовал трехдневный путь по лесам и болотам, через лесные завалы и невысокий, но очень противный (из—за каменистого болота на самой «верхотуре») перевал. Потом мы оказались в совершенно глухом ущелье, где не было даже следов звериных троп, а неба не было видно вовсе из—за сомкнувшегося над головами мелколесья и стоящих стеной лиственниц, и только бурлящий поток горной речки обозначал направление движения. Но в тот момент, когда мы уже почти не держались на ногах от усталости, а кони наши то и дело норовили сбросить вьюки, вдруг тайга расступилась и перед нашими глазами открылась широкая поляна, а за ней озеро, необычайной голубизны. Здесь же на опушке нашлось место для лагеря, для костра и даже загон для лошадей. Но самое-то главное — стоило поднять глаза, как совсем недалеко, на расстоянии пары километров, был виден дальний берег нашего озера, а где—то там не очень далеко в него впадала речка, сбегающая среди проплешин осыпей. За ними угадывался довольно короткий, почти игрушечный ледник, а еще немного, и вот они, стеною стоят «наши горы», Северо-Чуйские белки. Тот первый вид так и запечатлелся в моей памяти как окно, распахнувшееся для первопроходцев в новый и прекрасный мир. Главное желание было — все бросить и побежать к этим горам, чтобы убедиться, что они настоящие, а не бутафория.
