Очерки на разных высотах - [38]

Но не тут-то было — неожиданно из Москвы пришла радиограмма с предписанием от высочайшего начальства: «Всем оставаться на месте и готовиться снова к выходу наверх». Никто из нас ничего не понял, но приказ был категоричным. Еще примерно через неделю до нас добралась комиссия аж из самой Москвы, и нам, наконец, разъяснили, чего от нас ожидали высокие столичные инстанции. В полном изумлении мы узнали, что от нас требуется снова отправиться наверх с тем, чтобы найти доказательства гибели наших ребят. Комиссию возглавлял не кто-нибудь, а замминистра госбезопасности Таджикистан полковник Самиев, а из Москвы ей были приданы два гебиста Кульчев и Лупандин. Оба этих типа выглядели настолько омерзительно, что как-то не сговариваясь, мы их окрестили именами шекспировских персонажей, так сказать, «друзей Гамлета», Гильденстерна и Розенкранца.

Попытки объяснить, что с момента аварии прошло уже больше 10 дней и в принципе никто уже не мог остаться в живых, возымели только один эффект — было проведено собрание партийной ячейки экспедиции (среди участников оказалось три члена партии!), где те же два «гамлетовских друга» объявили, что в Москве им были дадены полномочия вплоть до расстрела на месте — «за саботаж спасательных работ». С такой постановкой вопроса никому из нас как-то не доводилось ранее сталкиваться ни в жизни, ни в горах. Понятное дело, после такого «объявления» все обсуждения прекратились.

На следующее утро мы снова потащились вверх. Сначала привычные два дня подходов под рюкзаками по осыпям и леднику, а потом еще три дня осмотра всех подозрительных неровностей в верхних цирках ледника с выходом на скальные гребни для лучшего обзора окрестностей. И все это на фоне понимания абсолютной бессмыслицы всего этого занятия!

Естественно, что никаких следов наших погибших товарищей обнаружить нам не удалось — нам-то изначально было ясно, что даже близко подойти к предполагаемым местам их падения было невозможно. Если быть более точным — это было бы сопряжено с риском, приемлемым лишь в тех случаях, когда речь идет о спасении людей. Наш случай был совсем иной: начальству нужны были доказательства гибели — ради этого никто из нас не собирался себя подвергать даже малейшему риску. В базовый лагерь мы вернулись в отвратительном настроении, но, что называется, «с чувством выполненного долга».

Там вскоре выяснились подлинные причины, почему в Москве были так обеспокоены несчастными случаями, произошедшими в нашей экспедиции. Дело в том, что бдительные товарищи в высоких кабинетах госбезопасности решили проверить, действительно ли Алексей Романович и Вадим Михайлов, эти два секретных сотрудника сверхсекретного ядерного учреждения, погибли в горах, как утверждалось в нашей радиограмме? А вдруг это все не так, а на самом деле они «смылись» в Афганистан, прихватив с собой все стратегические секреты? Ведь от ущелья Гармо до Афганистана было чуть более 70 км по прямой — «рукой подать» по московским меркам. Правда, по дороге надо было бы перевалить через три горных хребта, типа Главного Кавказского с высотами выше 5000 м, пройти километров 30—40 по изрезанным трещинами ледникам и переправиться через несколько бурных горных рек без каких-либо мостов. Естественно, никаких троп по этому пути проложено не было, но, видимо, в Москве все эти препятствия не посчитали серьезными.

По прибытии в лагерь в первый день же наши «гости» сгоряча даже заявили, что сами пойдут наверх с тем, чтобы добраться до места катастрофы. Особенно категоричен был полковник Самиев: «Если вы струсили и не хотите идти на поиски ваших товарищей, то я пойду туда сам со своими добровольцами (имелись в виду таджики из обслуги полковника)!» Можно представить, каково было нам это слышать! Но через пару дней их «благородный» порыв сам собой прошел, за пределы нашего лагеря в березовой роще у языка ледника они выходить не решились, а просто стали терпеливо дожидаться, пока мы сами проведем требуемые поиски.

Отчет об наших розыскных попытках был очень краток: искали как могли, искали всюду, не взирая на риск, но ничего не нашли. Этого оказалось достаточно. Комиссию совершенно не волновали судьбы конкретных людей — ведь было сделано главное: все меры во исполнение предписаний начальства уже были приняты. С немалым облегчением наши гости «закруглили» свою «работу» и убрались восвояси, забравши с собой всех караванных лошадей, которые были так нужны нам для эвакуации лагеря.

Следующие несколько дней до прихода каравана проходили для нас почти в праздности — мы не торопясь сворачивали лагерь и паковали снаряжение, бродили по окрестным ущельям, фотографировали все подряд, собирали коллекции красивых камней «на память», играли в волейбол или устраивали соревнования по стрельбе из лука. Как-то постепенно за всеми этими занятиями нас начало отпускать напряжение предыдущих недель. Потихоньку мы стали приходить в себя и осознавать трагизм пережитого. Мы не были новичками в альпинизме, и каждому уже приходилось встречаться с несчастными случаями в горах, но потерять за неделю пятерых друзей, первоклассных альпинистов — такого ни с кем из нас еще не случалось!