Очерки истории Трапезундской империи - [45]

Фальмерайер вообще бросает суровый приговор греческой нации и усматривает в средневековой истории Греции многочисленные признаки политического и нравственного упадка народа. Это тот самый ученый, который в двадцатых годах прошедшего века выступил с известной теорией полного ослабления этнографического состава коренного населения Греции и замены его славянскими и албанскими племенами.

Всматриваясь внимательно в течение трапезундской истории, нельзя не прийти к заключению, что в ней мало таких проявлений духовной культуры, которые служили бы к украшению человеческого общества. Финлей произносит не менее безотрадное суждение по поводу той же эпохи истории Трапезунда[105]. Империя стала на многие годы добычей гражданской войны и внутренних смут… В XIV в. ни правительство Трапезунда, ни константинопольское, ни самый греческий народ не чувствовали никакого расположения подчинить свою силу, страсти, предрассудки или свои партии влияниям закона и справедливости. Но нигде ослепленное самоволие отдельных лиц не выражает так ярко деморализованное состояние греческого общества, как в Трапезунде.

Предполагая заняться выяснением истории этого бурного периода Трапезундской империи, мы считаем необходимым предварительно указать, что круг наблюдений новых историков, равно как и современного событиям греческого писателя не дают возможности оценить и нарисовать в ясной картине те причины, которые вызвали и поддерживали намечаемый разлад между императорской властью и служилой аристократией. Отправляясь от тех наблюдений, которые сделаны Никифором Григорой, новые историки не отрешились от точки зрения современника на переживаемые события и представили картину в той же перспективе, как и средневековый греческий писатель. Между тем в истории, так малоизвестной и скудно разработанной, какою является история Трапезунда, казалось бы, всего больше нужно было остерегаться обобщений, построенных на немногочисленных и непроверенных наблюдениях.

Попытаемся войти в рассмотрение дошедших до нас фактов и выяснить, в каком свете рисуется деятельность главных лиц, участвовавших в событиях после смерти Василия I (1340 г.). Как ни скудны сообщаемые официальным историком трапезундских Комнинов данные, тем не менее в истории Панарета пока остался единственный ключ к разгадке секретов придворной истории. Он подчеркивает сильное влияние константинопольской партии в Трапезунде; у него же можно видеть по-.стоянные и красной нитью проходящие влияния, идущие из Греции. Все говорит об интриге, заговорах и честолюбивых притязаниях, в которых главную и исполнительную роль играли местные трапезундские вельможи, носители высших административных военных и гражданских званий, которые как будто по наследству переходили на членов одних и тех же родов. Если мы не лишены средств выяснить значение иноземных, идущих из Константинополя и из Тифлиса влияний, то гораздо больше трудностей встречаем по отношению к оценке туземных партий: на какой, собственно, почве развивалась борьба, чем она питалась и где находила себе материальную поддержку? Эти последние вопросы для своей постановки и объяснения нуждаются в более точном знании внутренней истории Трапезунда, земельного строя, социальных и экономических условий, торговли и проч. Если бы оставаться при том воззрении, что Трапезунд составляет в истории нечто обособленное и оригинальное, что его история стоит вне общих законов развития, то, конечно, всякая попытка к уразумению поставленной выше проблемы, при скудости местных известий, была бы обречена на неуспех. Но так как об этом на самом деле нельзя думать, ибо империя была образована членами константинопольской династии и при содействии сильной поддержки из Грузии, и так как зерно ее населения было все же эллинское или эллинизированное, хотя и значительно разбавленное местными грузино-армяно-тюркскими элементами, то не может быть сомнения, что в главных чертах административного, земельного и финансового устройства Трапезундская империя не порывала с преданиями Византии и может быть изучаема с точки зрения эволюции Византийской империи.

Переходя к описанию положения дел по смерти Василия, мы находим у Панарета следующее. Ближайшие к престолу члены царской семьи были: царица-вдова Ирина Палеолог, дочь императора Андроника Палеолога (внебрачная). Непосредственной семьи от этого брака не было, но была побочная семья от сожительницы Василия, местной уроженки, именем также Ирина, которая дала ему четверых детей: двоих мужеского и двоих женского пола. Вместе с царицей, принадлежавшей к константинопольской династии, на время утвердилось в Трапезунде палеологовское влияние, выразившееся прежде всего в том, что супруга Василия завладела царством[106], мужское же поколение покойного императора, дабы обезопасить от его притязаний императрицу-вдову, сослано в лице царевичей Алексея и Иоанна, вместе с матерью их, в Константинополь, пока в почетное изгнание и под верное наблюдение. Казалось бы, кризис благополучно миновал. Но вот начинает развиваться внутренняя драма, весьма характерная для истории Трапезунда, которую и предстоит нам разъяснить.