Очерки истории Сюника. IX–XV вв. - [7]

. Подобным неубедительным анализом очень легко от Албаны дойти до современного города Баку. Очевидно, что в корне ошибочные семантические игры Д. Ахундова ничего общего не имеют с научным языкознанием, а произвольное толкование упомянутого названия еще раз доказывает некомпетентность автора в аналогичных изысканиях. Такому же дилетантскому анализу он подверг происхождение названия Гандзасар, где по его интерпретации «первый слог «Га» означает на удинском языке «место, очаг»[108]. Уместно спросить автора, как же понимать смысл второй части слова без «Га», т. е. «ндзасар,»? Это также пример произвольного расчленения, в данном случае названия Гандзасар, имеющего, несомненно, армянское происхождение: оно состоит из двух морфем — «Гандз» (пехл. — перс.) =клад, имущество, а также гимн, песня+«сар» (арм.) = гора[109].

Д. Ахундов упрекает Л. Дурново, А. Якобсона, Б. Улубабяна, М. Асратяна, А. Айвазяна, французского ученого Тьери и других в том, что они считают Гандзасарский монастырь одним из великолепных памятников христианского зодчества средневековой Армении. Спрашивается, на каком основании армянский монастырь Цицернаванк (VI в.), ныне расположенный в пределах Лачинского района (исторический Алахечк-Кашатах Сюникской области), Д. Ахундовым объявляется памятником албанского зодчества?[110] Ведь одно только имя Цицернаванк указывает на его армянское происхождение[111]. Мы уже не говорим о многочисленных армянских лапидарных надписях, высеченных на стенах этого уникального памятника на живописном берегу реки Агавно.

Д. Ахундов совершенно прав, когда пишет, что Нагорный Карабах — это исторический Арцах[112]. Однако он глубоко ошибается, констатируя, будто «на территории Арцах-Хаченской области проживали кавказские албанцы»[113]. Не выдерживает критики и антинаучная версия Д. Ахундова и других о том, что «большая часть албан, исповедовавшая ислам, впоследствии стала называться азербайджанцами, а исповедовавшие христианство после присоединения их церквей в 1836 г. к русской церкви, путем объединения с армянской (присоединенной к русской церкви в 1828 г.) постепенно стали называться армянами»[114]. Подобное толкование не соответствует действительности и извращает суть исторических реалий.

Во-первых, ислам приняли в основном жители левобережной Куры, т. е. разноязычные горские племена и народности Северного Кавказа. При этом невозможно отрицать фактор насильственного принятия ислама христианами в эпоху завоевательных походов Арабского халифата, сельджуков-турок, Тимура и других восточных племен.

Во-вторых, христианская церковь Восточного края Армении, в том числе Агванка, с древнейших времен была армянской, естественно, со своим отдельным епархиальным центром в Дютакане, Агуэне, Партаве и Гандзасаре. В указанном 1836 году был упразднен Гандзасарский духовный престол, однако он присоединился не к русской церкви, как ошибочно полагает Д. Ахундов, а, будучи подлинно армянским, продолжал оставаться в составе армяно-григорианской церкви, являясь ее восточным крылом.

Далее, общеизвестно, что в 1828 г. Восточная Армения была присоединена к России, однако это историческое событие вовсе не означало, что патриарх Армении стал подчиняться главе русской православной церкви. Армянская автокефальная церковь всегда была независимой, хотя страна в политическом аспекте находилась под властью царского самодержавия. Думается, Д. Ахундов специально путает религиозные вопросы с политическим статусом Армении, т. е, два абсолютно разных понятия[115]. Истина такова: начиная с XI века, в результате вторжения тюркоязычных племен из среднеазиатских степей в Закавказье, была завоевана и арцахская земля. Следовательно, новые поселенцы никакого отношения не имеют с культурным наследием древнейшей цивилизации этого региона.

В этом аспекте совершенно правы те исследователи, которые «в круг понятий азербайджанской архитектуры» включали «в основном сооружения только исламского периода»[116].

Д. Ахундов методом сравнительного анализа пытается выяснить проблему существенных различий малогабаритных архитектурных памятников Азербайджана и Армении, однако его изыскания не приводят к желаемым результатам. Тенденциозность исследователя определяется самим подходом к постановке вопроса. Выходит, что хачкарами можно называть лишь те мемориальные малогабаритные памятники, которые находятся в пределах Советской Армении (и то ни все!), остальные же — в Арцахе, Сюнике, Нахичеване и т. д. — произвольно именуются хачдашами, хотя от этого переименования суть истины не меняется. Подобное противопоставление и искусственное разделение одной и той же культуры одного и того же народа по существующим ныне административно-территориальным признакам совершенно лишено логичной основы и историзма[117]. Ведь по существу нет никакой разницы между хачдашами и хачкарами Армении или Азербайджана, поскольку эти мемориальные памятники являются творческим наследием одного только армянского нарoда, а не албанского.

Исследователям хорошо известно, что в Армении с древних времен существовали различные школы и направления по возведению и художественной обработке хачкаров. По всему Востоку славились искусные мастера-резчики по камню Ани, Сюника, Арцаха, Утика, Агстевской долины, Вайоц-Дзора, Гехаркуника, Старой Джуги и многих других регионов исторической Армении. Однако Д. А. Ахундов доходит до такой степени нелепости, что ряд хачкаров Севанского бассейна считает «явно монгольского происхождения»