Очерки истории Сюника. IX–XV вв. - [9]

Автор, фрагментарно пользуясь армянскими первоисточниками, приходит к ошибочным выводам. По ее трактовке, у Степаноса Орбеляна будто бы отмечено, что «с I по VI в. Нахичеван и Гохтан были в составе Сюника и являлись албанскими областями»[135]. Более того, Сюник представлен «албанской окраиной Армении»[136] или «периферийной албанской областью»[137], а Нахичеван — «центром области Сюник»[138]. Здесь также извращена историческая география Армении. Ф. Мамедова, наверное, знает, что Сюник «никогда не находился в зависимости от Алуанка ни в духовном, ни в административном отношениях»[139]. Он всегда был в составе Армянского государства, как его неотъемлемая часть. Что касается Нахичевана, то Ф. Мамедова здесь также ошибается. На протяжении веков Нахичеван находился в составе не Сюника, а Васпуракана. Этот армянский город[140] часто становился «яблоком раздора» между крупными княжествами Армении — Сюника и Васпуракана. В 1006 г., по ходатайству уроженки Сюника — царицы Катраниде, специальной буллой католикоса Саргиса Севанци Нахичеван был включен в епархию сюникского епископата. Татевской лавре одновременно должны были платить церковную десятину не только жители Нахичевана, но и Джуги (Джульфы), Агулиса, Чахука (современного Шахбуза), Ордвата (Ордуара-Ордубада) и других поселений[141]. Кажется, немыслимо игнорировать исторические факты и голословно заявлять, будто эти гавары «не были армянскими»[142].

Не трудно заметить, что Ф. Мамедова и другие ее коллеги всячески стараются отторгнуть Сюник из состава Армении и, не находя другого места, включают его в другую область Армении — Агванк. Как ни странно, в основе этой переделки лежит то обстоятельство, что в средних веках между сюникским епископством и патриаршим престолом иногда возникали споры и разногласия по поводу проникших в Восточный край Армении, в частности, Агванк и Сюник, несторианов, халкидонитов и других религиозных течений, против которых католикосат вел беспощадную борьбу. Ф. Мамедову, вероятно, не интересуют подробности истории, хотя она знает, что в VI веке двинский армянский католикосат раскололся и один из ведущих священнослужителей Армении — епископ Петрос Сюнеци — после возвращения из Двинского собора 554 г. в свою епархию, имея в виду распри в рядах высшего духовенства страны, перед смертью завещал, чтобы духовные предводители Сюника получали рукоположение и миро от владыки Агванка, «пока воссоединится престол святого Григора»[143]. Так повествуют и Мовсэс Каганкатваци[144], и Степанос Орбелян.

Наука требует объективного отношения к историческим явлениям. В противном же случае, она превращается в ненужное пустословие. Все медиевисты, надо полагать и Ф. Мамедова, несомненно, знают, что эпоха феодального строя характеризуется в первую очередь раздробленностью, центробежными устремлениями отдельных феодальных образований. В этом аспекте замечания Н. Г. Адонца и Ст. Малхасянца о тем, что Сюник занимал «обособленное и более независимое от центральной Армении положение как в гражданском, так и в церковной жизни», по существу объясняется громадной военной мощью и политическим весом Сюника среди всех остальных княжеств Армении, конкуренцией его высшего духовенства за власть и приоритет. Отсюда нетрудно сделать вывод: центробежные деяния сюникских вельмож никак нельзя обосновать какой-то «этнической особенностью» края, как полагает Ф. Мамедова, следуя Н. Адонцу[145].

Известно, что в составленном католикосом Сааком «Гаhнамаке» (Разрядная грамота) в числе 70 армянских нахараров первым упоминается «Сюняц тэр», далее представлены «Каспеац тэр», «Гохтан тэр», «Гардмана тэр», а также «второй тэр Сюника»[146]. В «Зоранамаке» же (Воинская грамота) вместе с сюникцами северо-восточные рубежи Армении защищали и гохтанские армянские войска[147]. Причем, согласно Н. Адонцу, в древние времена Аран (Агуанк) был ведущим княжеством в Армении[148].

Не выдерживает критики и та версия Ф. Мамедовой и других, будто Арабский халифат с помощью армянской церкви «привели к григорианизации албанской церкви и в дальнейшем к культурно-идеологической ассимиляции — арменизации албанского христианского населения»[149]. Автор старается выяснить какие-то «причины исламизации и григорианизации албанского христианского населения». Однако таких «причин» вообще не было. Армяне не могли вновь «арменизироваться». Цель Ф. Мамедовой в конечном счете яснее ясного: придумать «версию», что предки армян, живущих в Нагорном Карабахе, Гандзаке, Нахичеване и Сюнике, были не армянами, а албанцами, часть которых, мол, была одним из предков азербайджанского народа[150]. Это просто фальсификация истории.

Стараясь «обосновать» беспочвенную версию о языке народа Восточного края Армении, Ф. Мамедова ссылается на сведения крупного армянского мыслителя VIII века, митрополита Сюника Степаноса Мудрого, будто «в его время в Сюнике и Арцахе говорили на сюникском и арцахском языках»[151]. Ф. Мамедова, должна была знать, что таких языков вообще не было и нет. Следовательно, сведения Степаноса Сюнеци относятся не к отдельным «сюникскому» или «арцахскому» языкам, а к местным диалектам, которыми так богат общенациональный армянский язык. Положение Н. Адонца о «племенной исключительности» или «этнической особенности» нужно понимать именно в этом аспекте