Объясняя постмодернизм - [71]

Неравенство по расовому и гендерному признаку

Следующий вопрос: о ком мы говорим как о более сильных и более слабых сторонах? Что же, неудивительно, что левые снова выделяют группы по расовому и гендерному признаку как нуждающиеся в помощи. Левые тратят много времени на сбор и анализ данных, касающихся статистических различий по расовым или гендерным признакам. Каков расовый и гендерный состав представителей разных профессий? различных престижных колледжей? различных престижных программ? Затем левые будут настаивать на том, что расизм и сексизм являются причинами такого неравенства, и что нам нужно бороться с этим неравенством путем перераспределения.

Как индивидуалисты и либералы отвечают на постмодернистские аргументы левых эгалитаристов? В некоторых случаях расизм и сексизм действительно способствует усилению различий, которые левые считают подлиннными. Но вместо того чтобы заниматься перераспределинем, утверждают индивидуалисты, мы должны решать эти проблемы, обучая людей быть рациональными, что можно сделать двумя способами.

Во-первых, мы должны научить их развивать свои навыки, таланты и быть амбициозными, чтобы они могли проложить свой собственный путь в этом мире. Во-вторых, мы должны убедить их в том очевидном доводе, что расизм и сексизм – это глупость; что при суждении о себе и других важны характер, интеллект, личность и способности; и что цвет кожи почти всегда не имеет значения.

В ответ на это постмодернисты говорят, что такой совет бесполезен в реальном мире. И здесь постмодернистские аргументы, использованные в случае компенсационной политики, приобретают новое звучание по отношению к речевой коммуникации. В дебаты о цензуре они вводят новую эпистемологию – эпистемологию социального конструктивизма.

Социальное строение сознания

Традиционно речь рассматривается как индивидуальный познавательный акт. Постмодернистская точка зрения, напротив, состоит в том, что речь индивида формируется в социальном взаимодействии. А поскольку то, что мы думаем, является функцией нашего лингвистического обучения, наше мышление формируется социально, в зависимости от языковых привычек тех групп, к которым мы принадлежим. С такой эпистемологической перспективы идея о том, что люди могут сами научиться чему-то или выбрать собственный путь, это миф. Также идея, что мы можем взять кого-то, кто был сконструирован как расист, и просто заставить его отучиться от своих плохих привычек, или заставить целую группу людей отучиться от своих плохих привычек, взывая к их разуму – тоже миф.

Возьмем аргумент Стэнли Фиша из его книги «Нет такой вещи, как свобода слова, – и это тоже хорошо» (There’s No Such Thing as Free Speech – and it’s a good thing too). Его аргумент касается прежде всего не политики, а эпистемологии.

«Свобода слова концептуально невозможна прежде всего потому, что условия свободы слова не могут быть выполнены. Эти условия связаны с надеждой, выраженной в часто обсуждаемой концепции „ярмарки идей“, – надеждой на то, что мы можем смоделировать форум, на котором идеи будут рассматриваться независимо от политических и идеологических ограничений. Мой довод, не связанный с традицией литературы, состоит в том, что идеологические ограничения являются формообразующими для речи, и что, следовательно, сама разборчивость речи (как утверждения, а не артикуляции) радикально зависит от того, чему противятся идеологи свободы слова. В отсутствии некоторого уже имеющегося и (в настоящее время) не подвергающегося сомнению идеологического видения речевой акт не имел бы смысла, потому что он не резонировал бы с каким-либо базовым пониманием возможных направлений физических или словесных действий и их возможных последствий. При этом базовое понимание недоступно говорящему, которого оно ограничивает; это не объект его или ее критического самосознания; скорее оно образует поле, в котором возникает сознание, и, следовательно, производные сознания, особенно речь, всегда будут наделены политическим (то есть предубежденным) подтекстом, о котором не подозревает сам говорящий»[344].

Постмодернисты утверждают, что мы сконструированы социально и, даже будучи взрослыми, мы не осознаем социальную конструкцию, которая лежит в основе нашей речевой коммуникации. Нам может казаться, что мы говорим свободно и самостоятельно совершаем выбор, но невидимая рука социального конструирования делает нас такими, какие мы есть. То, что вы думаете, что вы делаете, и даже то, как вы думаете, определяется вашими исходными убеждениями.

Фиш формулирует эту точку зрения абстрактно. Катарин Маккиннон распространяет этот тезис на гендерную проблематику, обосновывая необходимость цензуры порнографии. Ее аргумент состоит не в традиционном консервативном убеждении, что порнография делает мужчин бесчувственными и взвинченными до такой степени, что они выходят и проявляют жестокость по отношению к женщинам. Маккиннон согласна, что порнография имеет такое влияние, но ее аргумент глубже. Она утверждает, что порнография является важной частью социального дискурса, который нас конструирует. Она делает мужчин тем, что они есть в первую очередь, и она делает женщин тем, что они есть в первую очередь. То есть мы культурно сконструированы порно как формой языка, навязывающей определенные сексуальные роли