Общественная миссия социологии - [193]
С другой стороны, до сих пор встречаются утверждения о несовместимости командных методов управления с инновационным развитием. При этом аргументы берутся из советского прошлого о нашем отставании в области НТП. Однако вопреки подобным взглядам не вызывает сомнения, что инновационные исследования широко проводились в СССР, – без этого невозможны были бы неоспоримые достижения в области индустриализации, строительства городов, создания оборонного щита и освоения космоса. Инновационный поиск шел по разным направлениям. Прежде всего по линии фундаментальной науки и опытно-конструкторских разработок, а также в той области, которую принято называть новой техникой и технологией, ставя акцент на ее внедрении. И, наконец, отмечалось достаточно массовое движение рационализации и изобретательства. В последнем, при всех бюрократических сложностях с оформлением, стимулированием и т. д., во время наибольшего подъема (на рубеже 70–80-х годов ХХ в.) действительно участвовала целая армия производственников, в том числе и простых работников всех отраслей народного хозяйства. Так, в одиннадцатой пятилетке (1981–1885) в народном хозяйстве было использовано 190 тыс. изобретений, но еще 200 тыс. были зарегистрированы, но не использовались[769]. Не в этом ли одна из причин последующего отставания? Ведь не секрет, что специалисты из развитых стран (Япония и др.) буквально гонялись за бумагами из мусорниц отечественных БРИЗов, патентных служб и т. д. Период застоя – с его директивным планированием и ставкой на валовые показатели – затормозил этот процесс, а перестройка и переходный период подорвали основы единой инновационной системы, поставили на грань выживания фундаментальную науку. В то же время известно, что после развала союзного ВПК оказались утраченными 1200 высоких технологий, а Запад получил столько научно-технической информации, что собственными силами не мог справиться с ее расшифровкой и систематизацией, – пришлось приглашать отечественных специалистов.
В нашей стране новые импульсы инновационной деятельности, включая и научно-аналитическую работу, придала Концепция социально-экономического развития Республики Беларусь до 2015 г. В ней обоснована белорусская модель национальной экономики, в которой доминирующими характеристиками выступают информатизация и переход на инновационный ресурсосберегающий тип воспроизводства с интенсивным освоением новых и высоких технологий. Объективная необходимость такого поворота вытекает из требований обеспечения конкурентоспособности национальной экономики на мировых рынках. Именно конкурентоспособность, которая в прежнюю историческую эпоху оставалась периферийной задачей, выдвигается сегодня на передний план, становится доминирующим фактором не только экономического роста, но и общественного развития в целом. Нельзя не согласиться со следующим выводом Н. И. Сержинского: «Поэтому все сильнее стала ощущаться потребность в более глубоком понимании сущности, закономерностей и специфики эволюции инновационных систем. Большинство стран, в том числе Россия, интенсивно изучают инновационные процессы, протекающие на микроуровне, где и проявляются все стороны экономической политики и формируется инновационная стратегия предприятий»[770].
Социологические исследования в этой области только разворачиваются[771], тем не менее в прессе встречаются высказывания, содержащие количественные оценки и генерализированные выводы. Так, психолог Т. Смородинова пишет: «По статистике, только 15 % населения открыто ко всему новому. Остальные же при виде перемен будут их критиковать, принижать, сопротивляться. Кроме того, существует такое понятие как «психология поколений». Например, поколение 40–60-х – это «потерянное поколение», 60–65-х – «поколение бизнесменов», 65–70-х – «нигилисты» и так далее»[772]. Обоснованность подобных утверждений вызывает сомнения. Прежде всего смущает репрезентативность данных со ссылкой на статистику. Статистические наблюдения за инновациями в Республике Беларусь введены с 2000 г., когда были обследованы «двести предприятий наиболее наукоемких отраслей промышленности на предмет оценки их инновационной деятельности»[773]. Понятно, что такого рода данные неправомерно распространять на все население, как и заключать, что уровень поддержки нового слишком мал («только 15 %»). Для такого вывода нужны сравнительные данные, как с предыдущим периодом нашей истории, так и с другими странами. Страница, на которой помещен комментарий психолога, озаглавлена: «Почему белорусская экономика до сих пор советская?» В таком контексте новое ассоциируется главным образом с либеральной рыночной экономикой. Видимо поэтому, поколение 40–60-х годов названо «потерянным», хотя его вклад в создание современной культуры и науки, промышленности и социальной сферы неоспорим. То, что большинство не приняло идеи «шоковой терапии», не раскусило (или, наоборот, раскусило) смысл ваучеризации, огульной приватизации, не понимает выгоду фондового рынка и финансовых пирамид и т. д., вовсе не говорит, что они противники нового, в том числе и европейских ценностей. Парадокс, но человек, открытый ко всему и всякому новому, – только потому, что это нечто иное, – оказался бы просто флюгером, не имеющим каких-либо самостоятельных ориентаций. Кстати, таких уже немало среди «гламурных тусовщиков» – в области моды, путешествий, политических взглядов, убеждений и др. Одним словом, такого рода обобщения не только не приближают к раскрытию сущности инновационных процессов, психологии изобретательности, но скорее удаляют от этой цели.
