Общение с детьми - [3]

Он выключил телевизор, допил виски и налил себе еще.

— Рассказать вам, — спросил он, — как мы с мамой поженились?

Они слушали его. Сначала он рассказал, что встретился с Элизабет на чьей-то свадьбе, потом об их долгих прогулках вдвоем, рассказал про тот холодный, дождливый день, когда они поженились.

— Двадцать четвертого февраля, — сказала Дейрдре.

— Да.

— А моя свадьба будет летом, — сказала Сьюзи, — когда желтенькие баранчики расцветут.

Его день рождения и день рождения Элизабет приходились на одну и ту же дату — 21 апреля. Он напомнил девочкам об этом.

Они смотрели «Давайте играть». Он опять выпил. Везти их домой ему теперь нельзя. Придется сказать, что «Вольво» не заводится, и вызвать такси. Так уже случилось однажды, когда он, затосковав, начал пить, хотя было воскресенье и девочки сидели у него. Он возил их в Музей мадам Тюссо и в Планетарий, и Сьюзи сказала, что в Планетарии ей страшно. И вот так же, как сейчас, пока они ели сандвичи, ему вдруг мучительно захотелось, чтобы они были опять все вместе. Он начал пить и, пока девочки смотрели телевизор, выпил как следует. Когда пришло время увозить их, он сказал, что не может найти ключи от «Вольво» и что придется вызвать такси. Минут пять он чистил зубы, чтобы Элизабет не уловила запаха алкоголя, когда откроет им дверь. Девочки надели пальто. Дейрдре выпила еще «Райбины»; он налил себе небольшую порцию виски. И когда они втроем вышли к дверям, он вдруг понял, что не в состоянии ломать комедию: подойти к «Вольво», усадить девочек в машину и потом притвориться, будто не может сдвинуть ее с места.

— Я устал, — сказал он. — Давайте вызовем такси.

Дожидаясь машины, они слушали мужской хор Пенрика, певший «Хвалебные гимны». Он налил себе еще виски, медленно выпил, потом пошел в ванную почистить зубы. Он вспомнил то время, когда родилась Дейрдре, — родилась в деревенском родильном доме, потому что они жили в те годы в деревне. Элизабет волновалась, потому что ей чудилось, будто один пальчик у Дейрдре кривой, и все показывала его медицинским сестрам, которые уверяли, ее, что ничего такого не замечают.

Подошло такси.

— Скоро Рождество, — сказал таксист. — Вы, ребятки, поди, ждете не дождетесь Санта-Клауса? — Они захихикали, потому что он назвал их ребятками.

— Пятьдесят шесть дней осталось, — сказала Сьюзи.

Он представил себе девочек в первый день Рождества и как темноволосый Ричард объясняет правила игры, которую купил им. Представил, как они, все четверо, сидят за рождественским обедом…

Он протянул руку и опустил стекло, отделявшее их от шофера.

— Мне надо купить сигареты, — сказал он. — На Шепард-Буш-роуд есть бар «Лори Армз».

Он выпил там две большие порции виски. Купил сигареты и закурил, обводя рот языком, чтобы заглушить запах алкоголя. Возвращаясь к такси, он поскользнулся на мокром тротуаре и едва удержался на ногах. И сразу почувствовал, что сильно пьян.

Когда они шли двором к дому, он чувствовал, что походка у него нетвердая. В вестибюле, прежде чем войти в лифт, он закурил вторую сигарету и затянулся, не выпуская дым изо рта.

Он позвонил, и, когда Элизабет отворила дверь, девочки повернулись к нему и поблагодарили его. Он вынул сигарету изо рта и поцеловал их. Элизабет улыбалась. Если бы только она пригласила его войти в дом и дала бы ему выпить, тогда не надо было бы остерегаться запаха спиртного. Он готов был поклясться, что улыбается она так же, как три недели назад.

— Можно мне войти? — спросил он, не удержавшись.

— Войти? — Улыбка все еще не исчезла с ее лица. Она смотрела на него очень пристально.

— У меня, собственно, гость, — сказала она, отступая назад, в переднюю. — Но входи. Пожалуйста.

В гостиной она познакомила его с Ричардом, который оказался, как он и предполагал, темноволосым. В гостиной все было почти как прежде.

Ричард предложил пойти и уложить девочек спать. Она кивнула. Ричард вышел.

— Ну так что?

Он стоял, держа в руке знакомый ему зеленый бокал, и смотрел на нее.

— Я ничего не имею против Ричарда, Элизабет. По-моему, это твое право.

— Мое право?

— Поскольку твой роман длится уже шесть недель…

— Ты пьян.

— Я, собственно, не пьян, — сказал он. — Я, собственно, трезвый. Ко дню нашего рождения, Элизабет, у вас все будет кончено. Двадцать первого апреля мы устроим семейный чай.

— Что ты несешь? О чем ты?

— О нашем будущем, Элизабет. О нас с тобой и о наших детях.

— Сколько же ты выпил?

— Мы хотели посмотреть «Сто одного черногорца», но это нигде не шло.

— И тогда ты напился. Ты проводишь с ними всего несколько часов, и тебе обязательно надо напиться…

— Я не пьян, Элизабет.

Он прошел по комнате, стараясь ступать твердо. Бросил на нее вызывающий взгляд. Налил себе джина с соком лайма. Он сказал:

— У тебя есть право на роман с Ричардом. Я это признаю.

— Право?

— Я люблю тебя, Элизабет.

— Ты любил Диану.

— Чтобы я тебя не любил, так никогда, не было. Диана — это… это пустое место.

— Она разрушила наш брак.

— Нет.

— Мы в разводе.

— Я люблю тебя, Элизабет.

— Слушай, что тебе говорят…

— Я живу от воскресенья до воскресенья. У нас семья, Элизабет. Ты, я и они. То, что сейчас, нелепо. Нелепо готовить сандвичи с «Мармайтом» на ржаном хлебе, а с помидорами — на белом. Нелепо покупать меренги и в пятый раз смотреть «Сто одного черногорца», без конца влезать на башню Почтамта, так что нас тошнит от одного ее вида, и смотреть на пьянчуг в Гайд-парке, и слоняться по Зоологическому саду…