Обреченный - [23]

— Обреченный, ты нас оставишь? — спросила Маслина, по-собачьи подползая к Шелестову. Если бы у нее был хвост, она обязательно бы виляла им. — А как же наши камни? А ребята? Бор принесет завтра вина, Эдик обещает мясо на шашлыки… И вы присоединяйтесь к нам, — обратилась она к Стасу. — Мы боремся с тотальной ненавистью и повсюду насаждаем любовь.

— Плов, господа! — сказал Эдик, протягивая тарелочки Маслине.

— Кого это ты с собой привел? — скривила лицо Маслина.

— Моя старая подружка Даша.

Старая подружка Эдика все еще пыталась увидеть глаза Стаса, но тот был занят тем, что раскладывал тарелки и делил хлеб. Рядом с ним, поджав голые колени к животу, спал Шелестов. Маслина стянула с Эдика байковую футболку и накрыла его. Эдик взял банку и сделал несколько глотков:

— Слушайте, а почему он обреченный?

Последним на крышу взобрался Бродяга. Он сел в стороне, глядя на огни фестиваля. Даша устроилась рядом с ним.

Праздник заканчивался. Небо стало светлеть, звезды гасли, уставший от бессонной ночи народ, взбивая ногами пыль, рваным потоком устремился через ворота в поселок. Рядом беззвучно плыли желтые милицейские "уазики", в окошках кузовов было темно, и невозможно было разглядеть, есть там кто-нибудь или нет.

Артисты снова стали хозяевами сцены и в последний раз пытались привлечь внимание людей.

Эдик и Маслина шли в обнимку. Она повисла на нем, засыпая на ходу. Эдик поддерживал ее за талию и что-то обещал ей на ухо.

За ними молча, плечом к плечу, с кувшинами в руках шли Стас и Шелестов.

Даша шла последней — босиком по пыли. Туфли покачивались в ее руке. Майка сползла с плеча, волосы упали на лицо.

Виноторговцы, столпившись под лампой, считали прибыль.

И, как было всегда, все тысячелетия подряд, ночь закончилась, наступило утро. И все встало на свои места.

Глава 20

Из открытого окна повеяло прохладой — снова начался дождь. В комнате потемнело. Ну вот, как назло, подумал он, подошел к телефону, набрал номер и долго слушал длинные гудки. Вернулся к окну, вынул из шкафа рваные и выцветшие шорты, стал выворачивать карманы. Посыпался мусор: плоский камень с дырочкой посредине, шелуха от семечек, хлебные крошки вперемешку с песком. Через дырявый камешек он долго смотрел на пожелтевшее дерево за окном.

Дождь усилился. Он шумел на ровной ноте, словно из мешка на пол сыпали сахар.

Шелестов снова позвонил Генке, но трубку на другом конце провода опять никто не брал. Подожду его у квартиры, подумал Шелестов, быстро оделся и вышел на улицу.

Дождь кончился, хотя где-то еще громыхало, и было сумрачно от нависших над крышами домов туч. Шелестов аккуратно обходил лужи, машинально срывал мокрые листья с кустов, прикладывал к губам, думал о недавнем прошлом, а точнее, просто смотрел память, как смотрят фильм, и удивлялся тому, что многое еще не успел забыть.

Откуда-то из-за поворота на большой скорости выскочила машина, заревела мотором, наехала на лужу, и фонтан грязной воды окатил Шелестова. Он едва успел отскочить в сторону, иначе бы горячий капот сбил бы его с ног. Машина, тем не менее, не скрылась, а притормозила и даже дала задний ход. Поравнявшись с Шелестовым, она остановилась. Открылась дверь. Должно быть, водитель хочет извиниться, подумал Шелестов, но ошибся.

— Ты еще жив? — услышал он глухой голос из темного нутра машины.

Шелестов пригнул голову, чтобы лучше рассмотреть водителя. Смуглый парень в белой рубашке. Лицо в оспинах. Под крупным носом — жесткая полоска усов. Правая бровь рассечена.

— Ты меня ни с кем не путаешь? — спросил Шелестов.

— Я тебя, ишака, даже в темноте ни с кем не спутаю.

— А почему так грубо?

— Ты чего прикидываешься дурачком? Не узнал меня?

— Нет.

— Мы встречались под Ведено.

— Не помню.

— Короткая у тебя память.

— Да, это так.

Водитель нервно надавил на педаль акселератора. Машина зарычала, словно сторожевой пес.

— Асхаба тоже не помнишь?

— Нет, не помню.

Водитель резко взмахнул рукой, словно пытался ударить тень Шелестова, лежащую на соседнем сидении.

— В общем так, федерал. Жить тебе осталось немного. Молись своему богу…

Он захлопнул дверь, и машина рванула с места.

Асхаб, думал Шелестов, провожая машину взглядом. Под Ведено. Ничего не помню. Всё та же пустота в голове.

Погруженный в тщетные поиски прошлого, он прошел мимо Генкиного подъезда, пока путь ему не преградили заполненные до верха мусорные баки. Шелестов повернул обратно.

Открыла ему Алла. Посреди комнаты, на пустом столе стояла распечатанная бутылка водки, два стакана, один пустой, в другом — на глоток. В маленькой лужице лежал орден. Генка, не мигая, смотрел на него. Глаза его слегка косили в разные стороны, на груди блестел пот.

— Выпить хочешь? — спросил он и стал наливать в тот стакан, где оставался глоток. — Если ты нас забыл, то мы сейчас тебе все напомним.

Он налил себе, поднял стакан и, прищурившись, посмотрел на его содержимое, потом медленно выпил, но закашлялся, долго дергался в конвульсиях, не отрывая ладони ото рта. Алла незаметно щипнула Шелестова и закатила глаза под потолок.

Через минуту Генка уснул, запрокинув голову назад и широко раскрыв рот. Руки лежали на бутылке, зажатой между ног.