Обратная сторона тарелки - [13]

Шрифт
Интервал

Ещё они мочатся стоя, не поднимая стульчака: брызги до потолка. Ладно, если стены кафельные. А у Нины уютный чистенький туалет, кокетливо увитый искусственным плющом, обитый сверху донизу проолифленной яично-жёлтенькой дощечкой — это как?! Это минимум через год стены впитают аммиачные испарения и сгниют!

А ещё с виду мужчина может быть весь из себя брутальный двухметровый, плотно сбитый, волосатый и многообещающий мачо, а у самого вот такусенький, с мизинчик. Представляете, бабы, какой облом!

Фу-у! Решительно, решительно пора было Нине выходить замуж.


Главбухша устраивала свадьбу для сироты племянницы и позвала девчонок с работы: для численности и чтобы сбросились на хороший подарок. На плазму и двухкамерный морозильник. А на свадьбах, знаете, всегда витает такая аура влюблённости, ностальгической светлой зависти к молодому счастью. А, была не была, однова живём! Именно на чужих бракосочетаниях внезапно образуются пары — и через месяц-другой жди новую свадьбу.

В понедельник главбухша, вся игриво светясь, подмигивая, вызвала Нину в коридор. Шепнула, что со стороны жениха на неё положил глаз один парень. Очень интересовался, кто такая, сколько лет, замужем ли.

Бухша якобы навела справки: недавно после армии, слесарит в автомастерской. Младше Нины — это хорошо. Без образования и меньше зарабатывает — тоже плюс: учёной и богатой жене будет глядеть в рот. Ни кола ни двора, и опять Нине дивиденд: зависимому-то, без жилья, в любой момент укорот можно сделать.

Маленько закладывает за воротник, но тут всё зависит от жены. Важно вектор придать: если выпивает с нужными людьми в нужное время, так это даже на пользу можно обратить. Главное, чтобы руководила умная женщина.

И нечего резину тянуть, семья у него готова хоть завтра смотреть невесту.

— Так у него семья… — отчего-то разочаровалась Нина. — А как же ни кола, ни двора?

— Там семья большущая. Небось, рад-радёшенек вырваться из угла, из холостяцкой коечки за занавеской. Так что, Нинуша, завтра в семь ноль-ноль будь при полном марафете. Повезут тебя на смотрины.

— Как?! Я и парня-то не видела.

— Вот и увидишь заодно. Надо хватать за хвост, пока горячо.

— Может, для начала в кино или кафе-мороженое? — сомневалась Нина.

— Что вы, дети малые, по кинам с мороженым шарохаться?

Главбухша явно была заинтересованное лицо, бешено торопила события.


Нина отпросилась с работы пораньше. Истопила баню: в распаренном виде она всегда хорошела, румянилась. Накрутила феном упругие кудри, щедро сбрызнула лаком. Надела кофточку блестящую, туго обтягивающую, с воланами.

Ровно в семь — за углом, что ли, на часы поглядывали, выжидали — лихо, по-жениховски к дому подкатил и встал как вкопанный маленький пыльный «жигулёнок». Не фонтан, конечно… У Нины лежала на депозите сумма на приличную машину. Но это мы ещё, как говорится, посмотрим на ваше поведение. Заслужите ли.

Из машины выскочил стройный блондин, похожий на одного американского актёра, забыла как зовут. Очень приятный на личико и фигуру, в Нинином вкусе. Сказал комплимент, поцеловал руку.

Но, оказалось, это не жених, а его друг: жених скованно сидел в салоне, двух слов не выдавил, уши пламенели. Курчавый, чёрненький как жук, небольшой.

Снова разочарование, но Нина, как культурная начитанная женщина, не подала вида. Села рядом, чистая после бани, благоухающая польскими духами, в кофточке, пускающей на всю улицу солнечных зайчиков. Жених сразу смущённо полуотвернулся к окошку, как бы и не при деле. Я — не я, и хата не моя.

Пока ехали, блондин поддерживал компанию: сыпал словами, поворачивался, улыбался Нине. На пальце тонкое обручальное кольцо. Какая-то ушлая уже успела хапнуть. Вот всегда так: как Нине, так сразу поплоше, покосноязычнее.

Ехали по частному сектору, среди бревенчатых домиков. У одного, на старую крышу которого прилегла кривая толстая пыльная черёмуха — того гляди проломит, — остановились.

Блондин выскочил, распахнул дверцу перед Ниной. Откланялся и уехал. Так. И машина, выходит, не жениховская…

Сени щелястые, покосившиеся. В избе яркий, режущий глаза электрический свет — это потому, что под потолком голая лампочка. Нина отвыкла от такого: у неё в доме мягкий уютный, рассеянный полусвет. Всюду голубые, розовые, зелёные бра, торшеры.

За порогом гостью встречали пожилые мужчина и женщина. У обоих стёртые какие-то, не запоминающиеся лица. Отец и мать жениха. Женщина испуганно прятала под фартуком руки на животе.

Сразу повели в кухоньку, усадили за стол, покрытый клеёнкой. Стол маленький и не раздвижной: значит, не собираются большой семьёй, не отмечают дружно праздники. Пахло наскоро мытыми полами, старым сырым деревом. Нога Нины сквозь капрон неприятно чувствовала влажные, не просохшие ещё половицы.

Жених куда-то сразу исчез — побежал, наверно, затовариваться для смотрин. К Нине, в качестве дипломата и переговорщика, подсадили белобрысую толстую деваху с грудным ребёнком. Голос низкий, грубый, явно привыкший к крику, к общению на повышенных тонах. Вместе с жениховской матерью, которая, что-то поправляя на пустом столе, тут же прятала руки под фартук, льстиво и робко расспрашивали Нину. Задавали наводящие вопросы о работе, родителях, о доме. Трудно, мол, одной-то справляться?


Еще от автора Надежда Георгиевна Нелидова
Свекруха

Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.


Яма

Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.


Бумеранг

Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.


Бездна

И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.


Мутное дело

Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.


Практикантка

«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».