Обольстительная леди Констанс - [56]

Кадар досадливо вздохнул.

– Может быть, я несправедлив? – Ответа он не ждал. – Может быть, и мои помыслы не были так чисты, как мне казалось? Я любил ее. Точнее, мне казалось, что это любовь, но не усиливало ли чувство его запретность?

Тон его был вопросительным, как будто он обсуждал не личную драму, а судебное дело.

– Что же такого сказал Абдул-Меджид? Что привело тебя к подобному выводу? – спросила Констанс.

– Он не сказал ничего особенного. Если хочешь знать, к подобному выводу меня привела ты, – ответил он, поворачиваясь к ней лицом. – Видишь ли, я без труда мог сдерживать свою страсть к Зейнаб, однако мне необычайно трудно сдерживать мою страсть к тебе.

Сердце у нее забилось чаще. Как отнестись к подобному откровению? Боже правый, не стоит слишком на многое надеяться. Для нее страсть – выражение любви, но для Кадара… нет, она не должна придавать его словам слишком большого значения.

– Страсть – еще не любовь, – сказала она довольно неуклюже, потому что ей очень хотелось, чтобы он ей возразил.

– Да, страсть – не любовь, – согласился Кадар, сам того не желая, вонзив кинжал ей в сердце. – Хватит об этом! – сказал он, вставая. – Продолжение не только бессмысленно, но и разрушительно. Зейнаб нет, и с ней умерла возможность узнать что-то наверняка.

Он протянул руку, помогая ей подняться.

– В глубине души я испытал облегчение, услышав рассказ Абдул-Меджида. Благодаря его вмешательству мне легче было покинуть Маримон, расширить свои горизонты. Я стал тем, кем стал. В конце концов, Бутрус остался в блаженном неведении, а Зейнаб… что ж, могу лишь надеяться, что она была довольна своим выбором. Констанс, моя история не трагична. Истинная трагедия заключается в безвременной смерти и брата, и его жены. Для меня важно смириться с последствиями и стать хозяином своей судьбы.

Ее затопило облегчение, хотя радость была с примесью горечи. Новое начало для Кадара становилось началом конца их отношений.

Он дотронулся до ее щеки:

– Ты была права. Я наконец-то могу освободиться от прошлого и с нетерпением ждать того, что приготовило для меня будущее. Умница Кон-станс.

– Довольная Констанс, – возразила она со слабой улыбкой, – которая испытывает облегчение.

– Пленительная Констанс. – Кадар обвил рукой ее талию, привлекая ее к себе. Лицо его прояснилось. – Ну вот, теперь мы оба по-своему обрели свободу. Предлагаю отпраздновать это важное событие.

– Что ты имеешь в виду?

– Короткую передышку, – произнес Кадар с безусловно греховной улыбкой. – Разорвав с прошлым, мы должны ненадолго остановить время, прежде чем каждый из нас встретится с будущим.

– Время нельзя остановить, – предупредила Констанс, стараясь не поддаваться заблуждению.

– Невозможно остановить реальную жизнь, – ответил Кадар, крепче обнимая ее. – По крайней мере, бежать от нее. Что ты думаешь?

– Думаю, это было бы неразумно, – сказала Констанс, лицо которой пылало. – Мы с таким трудом избежали домыслов, уважаем приличия. Почему же сейчас, когда мое пребывание в Маримоне близится к концу…

– Именно потому, что твое время здесь близится к концу, как и мои обязательства. Потому, что всю оставшуюся жизнь мне придется соблюдать приличия, и у нас с тобой очень мало времени для того, чтобы предаться страсти.

– Предаться страсти… Мне бы очень хотелось предаться страсти, – призналась Констанс. Но для этого оставалось так мало времени! Душераздирающе мало. И все же мало – лучше, чем ничего. – По-твоему, мы поступим безрассудно, если поддадимся искушению?

– Я уверен, что мы поступим очень безрассудно, и я ничего не обещаю.

– Тогда давай поступим безрассудно! – пылко воскликнула она.

– Что ж, так тому и быть. Передышка, – сказал Кадар и, наконец, поцеловал ее.

* * *

На следующее утро Констанс сидела на деревянной швартовочной тумбе на пристани и смотрела, как Кадар готовит их дау к выходу в море. Казалось, с его плеч упала огромная тяжесть. Она и мечтать не могла, что человек, каким он был, когда она его увидела впервые, столько поведает ей о себе. Она чувствовала, что ей оказана большая честь, понимала, что в будущем его ждет счастье и что это усилит ее решимость покинуть Маримон в поисках собственного счастья. Она не питала никаких иллюзий. Их с Кадаром дороги к свободе никогда не совпадут. Как ни соблазнительно откладывать свой отъезд, с каждым днем, проведенным в его обществе, росла ее любовь к нему. Но тем больше возрастет и сердечная боль, когда ей придется с ним расстаться. Ей придется уехать, пока у нее еще есть воля и решимость так поступить.

Отъезд маячил на горизонте, как шторм. Но сегодня небо было идеально голубым; вода – бирюзовой, а Кадар улыбался ей с борта дау своей улыбкой, от которой она таяла. Передышка. Да, она насладится передышкой в полной мере.

– Ты готова?! – крикнул он, и она встала.

Кадар надел простые белые хлопчатобумажные штаны и рубаху. Ноги у него были босыми. Кон-станс тоже сняла тапочки и бросила их на дно дау. Она тоже оделась просто: абрикосовые шаровары и блуза, более темное оранжевое верхнее платье, волосы связаны лентой такого же цвета.

Судно было выкрашено в белый цвет, корма низко сидела в воде, а остроконечный нос чуть выдавался вперед. Кадар уже поставил белый треугольный парус, стоящий под углом к мачте, хотя он еще не до конца наполнился ветром. Хотя судно было крошечным по сравнению с торговыми судами, застывшими в гавани, очутившись на борту, Констанс поняла, что оно значительно больше, чем та лодочка, на которой они плавали к бассейну.