Обо всём - [49]
Сижу поначалу молча, жую постный огурец. Дама продолжает разливаться. В трапезной помимо меня певчие, моя гостья, священство, работники храма.
— У вас не совсем правильное понятие о вере, но вы очень смешная. Я вас для поднятия настроения читаю.
— А вы не читайте, а то ваш святой муж узнает и накажет вас. Я, честно признаться, святых при жизни людей побаиваюсь. Страниц, усыпанных «богородицами» в бабочках и блестящих цветочках, не читаю. Я чем больше этого показного благочестия вижу, тем большей подлянки ожидаю от этой святости.
— Да что вы (с возмущением), у нас совсем не такие страницы. У мужа их совсем нет, он считает соцсети злом! А моя не такая!
— Ну и слава Богу, что не такая, а раз у мужа нет страниц в соцсетях, как он узнает, что вы меня почитываете, и что я вообще там пишу?
Пауза. Собеседница в раздумьях.
— А у нас в храме прекрасный хор! Поют изумительно, регент прекрасная, ей отлично платят, и так они поют, так поют, у нас же лучший оперный театр в мире, и все певцы у нас оттуда. (Дама из-за рубежей.)
Продолжаю жевать огурец. Запиваю чаем.
— И что?
— Ну вот так, как вы сегодня пели у нас, конечно, тоже иногда поют. Простенько. Втроем. Но редко. А так — по пять басов в партии стоят, и регент ещё жалуется, что мало.
— Так сегодня будничная служба, во всех приходских храмах так поют, это обиход называется, традиция такая. Праздничные службы по-другому проходят.
— Вы меня неправильно поняли, у нас же все только лучшие певцы поют. Вот так, как у вас сегодня — редко, у нас «простенько» не поют.
Вот это вот всё мой один хороший друг, священник, называет «святое православие» и тяжело вздыхает при этом. Я уже и не вздыхаю. Понятие «деликатность» неведома православно-благоуханным женам. И не мне их учить, для этого у них есть муж, который считает соцсети злом. А я считаю злом вас, дорогие мои благоуханные сёстры по вере. Надев правильную одежду и наполнив свои скучные странички правильным контентом из высказываний аввы Дорофея и Иоанна Лествичника, вы совершенно спокойно распускаете свои длинные языки, которые демонстрируют миру вашу фантастическую глупость и невоспитанность. На месте ваших мужей я бы перечитала «Домострой», да всыпала вам розог. Но, думаю, эта часть «святого православия» придётся вам не по душе.
Послесловие
Вот мы и подошли к тому периоду, когда прошедшие 90-е годы, не зря называемые «лихими», мы можем оценивать через призму нашей церковности. Для многих из нас эти годы были временем прихода в церковь, и поэтому то, что описывает автор, хорошо знакомо.
Трудно в церковной литературе подобного жанра удержаться от уклонения либо в сторону очевидного панегирика, либо скатиться в сторону памфлета. Но автор, как мне кажется, отлично выдерживет тон, который можно охарактеризовать как тон любви, это сквозит в каждой строке. Мельчайшие подробности церковной жизни, какие-то детали, выхваченные из реалий того времени, внесённые на авторское полотно, свидетельствуют о большой любви автора ко всему тому, что она увидела за годы учёбы в Томской духовной семинарии. Более чем уместным оказался эпиграф Гилберта Кит Честертона, и мне вспоминаются другие его слова: «Быть тяжёлым легко, быть лёгким тяжело».
Диавола увлекла вниз именно тяжесть гордыни. Ульяна Меньшикова, рассказывая нам откровенно о своей жизни в православии, о своих первых шагах на ниве духовного образования и сегодняшней жизни в Церкви, как раз и не скатывается в эту пресловутою «тяжесть гордыни», она не препарирует православие, не смотрит на него несколько абстрагировано со стороны, как на некий предмет, как на объект изучения, она проживает эту жизнь вместе с читателем. И от этого на сердце становится легко. А порой, благодаря искромётному юмору автора, становится весело, и ты начинаешь погружаться в атмосферу любви, которая открывается даже в бытописании.
Эта книга вполне может стать своеобразным глотком свежего воздуха для людей, истосковавшихся по простому и лёгкому чтению, среди многочисленных архисерьёзных дискуссий о православии в целом и в частности. Рассказы эти не претенциозны, к их чести, и вполне по-шукшински народны и тем самым, надеюсь, станут близки читателю.
Игумен Зосима (Балин), наместник Никольского монастыря Омской епархии
«Надо уезжать – но куда? Надо оставаться – но где найти место?» Мировые катаклизмы последних лет сформировали у многих из нас чувство реальной и трансцендентальной бездомности и заставили переосмыслить наше отношение к пространству и географии. Книга Станислава Снытко «История прозы в описаниях Земли» – художественное исследование новых временных и пространственных условий, хроника изоляции и одновременно попытка приоткрыть дверь в замкнутое сознание. Пристанищем одиночки, утратившего чувство дома, здесь становятся литература и история: он странствует через кроличьи норы в самой их ткани и примеряет на себя самый разный опыт.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.