Обо всём - [45]
Избранником стал ничем не примечательный, похожий на только что вышедшую из шкафа моль,
Гусин одноклассник с причудливым характером и длинным древнеславянским именем. И грянула свадьба.
Не буду вдаваться в подробности, расскажу вкратце. На свадьбе состоялось восемь грандиознейших драк. Все бывшие теперь уже ухажёры почтили своим присутствием торжество и разнесли в щепы полресторана. Подбили оба глаза счастливому молодожёну и порвали на бинты гипюровый шлейф от невестушкиного наряда. Украли у молодой обе туфли 42-го размера, попутно чуть не вырвав ей ноги, и всем своим отвергнутым кагалом с почестями были сданы в милицию родителями счастливых новобрачных. Свадьба удалась.
Но это вообще не конец, а самое начало. После свадьбы Гуся похорошела килограмм на двадцать и стала совершенно ослепительной и уже абсолютно неотразимой. Мужчины сходили с ума ещё более страшно. Всякие. Молодые и не очень, богатые и бедные, красивые и квазимодистые. И хлестались за её внимание так, что пыль стояла столбом по всему околотку. Да что там говорить! Размах был таков, что когда скончался Гусин свёкор, гроб с его телом несли не родственники, а в очередной раз передравшиеся поклонники в количестве шести штук, уже получившие на тот момент статус «друзей семьи».
Как ей это удавалось и удаётся до сих пор — внушать такие страстные чувства — загадка. Обычная внешность, лишний вес, с точки зрения нынешних стандартов так вообще, за гранью возможного… Но страсти-то кипят, до сих пор не утихают. Всё новые и новые члены пополняют этот странный клуб разбитых Гусей сердец. И ветераны его не покидают, что удивительно. Уже женились все по сто раз и развелись, а верны ей — совершенно не модельной, абсолютно обычной и на первый и на сто второй взгляд женщине. Феномен.
А вы говорите — ботокс… Да хоть три ведра его залей, Гусей не станешь.
Да, предотвращая наветы, скажу, верность мужу хранится ею свято!
Эксперты
Самая обожаемая мной профессия — эксперт по всем вопросам. Легион имя их. Эти прекрасные люди со светлыми лицами (других у них просто быть не может по определению) считают своим священным долгом раздавать советы всем и вся, особенно тем, кто ни в экспертизах, ни в советах не нуждается.
Где-то с полгода назад принесло на наш приход шальным ветром перемен монахиню из глухого татарского прихода. Поселили её при храме со всеми удобствами. Кельюшку тёплую с душевой кабинкой обустроили в надежде, что будет себе тихо молиться, да в делах приходских помогать. Где-то почитать на службе, когда чтецы проспали-заболели, в трапезной помочь, если повара не справляются. В общем, «на подхвате».
Но не угадали. Мать наша, назовем её, допустим, Августа, оказалась не лыком шита. И первое, с чего она начала наводить порядок на приходе (без неё-то понятно, у нас был полный мрак и запустение), был хор. Это и понятно. Регентша — ни дать ни взять, светская бабёшка с кудрями и красными ногтями, певчие все ей под стать, сплошные нехристи и вокалисты. Люди, все как на подбор, неугодные Богу, поймите меня правильно. Голоса — трубные, ими только зорю возвещать в казачьем войске, но никак не Боженьке светлые херувимские петь.
А до пришествия в храм наш великолепной матушки Августы, хором и регентом, и репертуаром все были довольны. И тут началось. И пение-то оперное, и голоса «не церковные», и ектении «не духовные». Регентшу — переодеть, умыть, замотать в платок по голеностопы и вообще, лучше бы — выгнать. А если уж оставить, то только через покаяние в грехах и полный пересмотр жизненных приоритетов. Но каяться — прилюдно. Умываться — тоже, ногти стричь на лобном месте, чтобы всем другим неповадно было.
До меня долетали обрывки её горячих выступлений, но я как-то не придала этому значения. Собаки лают — караван идёт. Делала скидку на то, что пообвыкнется — успокоится. Но безнаказанность как всегда дала такие плоды, что залюбовалась я ими уже основательно.
Для начала за общей трапезой я аккуратно поинтересовалась у матушки, какие предпочтения у неё в духовной музыке. Ответ был ожидаемым — монастырское духовное пение.
— Какого монастыря распевы предпочитаете? — интересуюсь. — Получаю уклончивый ответ. Дальше интересуюсь, знакома ли мать премудрая с историей пения церковного. Ответ опять уклончивый. Я в последней надежде спрашиваю: — Хотя бы одного церковного композитора знаете?
— Нет! — гордо молвила мне профессор музыковед-морковевед.
И тут контрольный вопрос:
— Матушка, а музыкальную школу вы заканчивали? И когда последний раз были в опере, коль вы с такой настойчивостью именуете наш стиль «оперным»?
В полемике выяснили, что для того чтобы петь Богу, учиться музыке не нужно, а нужно только поститься, молиться и далее по списку, а оперу выдумали сатанинские прихвостни и слушать её — вредить своей бессмертной душе.
Набравши в грудь литров 20 кислорода, на одном дыхании я произнесла пламенный спич о монашеском житии, грехе длинноязычия и пользе начального музыкального образования. Трапеза закончилась враждебно. Пар у меня валил отовсюду, искры летели во все стороны и чуть не спалили праздничную мантию Августы. До рукоприкладства, к счастью, дело так и не дошло.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.