Обо всём - [47]

Меня раньше довольно часто приглашали на такие праздники, и я с удовольствием на них ходила и пела: это и возможность заработать, и познакомиться с новыми людьми, которых ты потом в свою очередь приглашаешь к себе «для усиления». Одно из таких приглашений чуть не стоило мне правого глаза.

Лет пять назад, поздним сентябрьским вечером раздался звонок. «Здрасьте-здрасьте, я регент такого-то храма, мне вас порекомендовал тот-то, не могли бы вы завтра спеть с нами архиерейскую службу, у меня альтица приболела». Смотрю своё расписание, с утра я свободна, отчего бы и не сходить? Храм центровой, добираться удобно, согласилась. Обсудили репертуар, всё знакомо, всё когда-то пето, без сюрпризов.

Надо сказать, что регентом при определённом опыте работы может стать любой музыкант. Не обязательно дирижёр. И из струнников, и из пианистов и духовиков регентов полно. Есть даже бывшие бухгалтеры и повара. Справляются как могут. А вот пригласивший меня на ту службу регент оказался вечным студентом композиторского отделения консерватории. Эх, знать бы, чем это всё обернётся… Лучше бы выспалась.

Прихожу как договаривались. Встречает меня регент, вылитый Чайковский, только не Петр Ильич с парадного портрета, а тот, который всю ночь над партитурой в кабинете бился. Взъерошенный, с галстучком набекрень и домашних туфлях. Колоритный молодой человек, сразу видно, что гений, хоть и не признан… Вот тут сразу надо было с низкого старта драпать! Но алчность! Но трапеза! Поймите меня.

Диакон даёт первый возглас. Хор в боевой стойке. Регент даёт тон… Хор с места в аллюр начинает «От восток солнца до запад хвально имя Господне». Фортиссимо, престо, виваче! А-а-а-а-а, мама-а-а-а, что это? Где я?! Святой Роман Сладкопевец, дай мне сил!

Все участники ансамбля оказались солистами. Из породы тех, кто чуть рот приоткрыл, а оттуда, гудя, пожарная машина на всех парах вылетает. Три оркестра по сто человек перекрыть? Да тьфу, ерунда. А я-то вообще не Елена Образцова ни разу, ну есть у меня какой-то хоровой голосишко, но перекричать им восемь труб апокалипсиса я не могу, хоть умри. А я в партии одна. А против меня три сопрано, четыре тенора и четыре баса. И регент, похожий на Чайковского. И бежать некуда. Подводная лодка идёт без остановок до станции Владивосток.

И давай я тоже орать дурнинушкой, как могу, конечно, не претендуя. Смотрю, вроде бы никто в меня пальцем не тычет, не ругает — значит, не всё так плохо. Поём. Ну как поём… Орём. Но красиво и музыкально, как в последний раз. А регент-Чайковский ещё жару поддаёт. Руками машет так, что платки с певческих голов слетают. И мы все, в едином порыве, уже на восемь форте голосим.

Я меж тем нотки пролистываю, смотрю, что петь в ближайшие два часа будем. Репертуар — пышный, дорогой, богатый. Дегтярёв, Березовский, Ведель, Калинников. Уф, хоть здесь без подножек, всё знакомо. Но… «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…» Регент-композитор — я вам напоминаю просто. Это важно, чтобы понять то, что дальше произошло.

До «Херувимской» всё шло гладко. Спели мы медленную первую часть, вышло священство на Великий вход, всё своим чередом. А вторая часть «Херувимской» начинается словами «яко да Царя всех подымем» и поётся по традиции бодро, весело, торжественно и громко (хотя мы все тогда громко пели). И мы все грянули, а тут как раз страничку надо перевернуть. А наш-то паровоз уже вперёд летит, в коммуне остановка. Переворачиваем, и тут наш паровоз на полном ходу врезается в бетонную стену и все кони с людьми, естественно, тут же смешиваются. А из-за чего? А из-за того, что регент-композитор-Чайковский взял и переписал партитуру всеми наизусть исполняемого произведения на свой вкус. А мы-то песнопение это наизусть все знаем в авторской редакции. Классика. А регент вообще даже не неоклассик, а хороший такой постмодернист, судя по исправлениям. И мы, во все лужёные горла, кто в лес, кто по дрова от неожиданности.

Регент приобретает цвет борща. Багровеет с переходами в зелёный. И начинает трясти кулачком и ругать нас за невнимательность. Мы все, судорожно начинаем теребить нотные папочки на предмет новых исправлений, чтоб уже не лажаться и выясняем, что наш музыкальный предводитель предпочитает править крупную форму.

«Милость мира» вся исчеркана нервной рукой композитора-регента, на запричастный концерт вообще страшно смотреть, там живого такта нет. А все правки рукой вписаны, не всегда поймёшь, что там у него получилось, то ли низкое фа, то ли высокое ми. Короче, не служба, а ралли Париж — Дакар с отвалившимся рулём и пустым бензобаком.

Читка с листа — умение полезное, но не на праздничной службе и не с составом, который увидел товарищей по партии в первый раз. И такая изощрённая пытка, когда ты знаешь произведение, а его взяли да и переписали на свой манер, скажу я вам, никак не способствует хорошему звучанию вокального ансамбля.

Все участники этого хора смертников в небольших перерывах суетливо перебирали страницы партитур, чтобы хоть примерно понять замысел «автора» и понять, в какой тональности будет следующий такт и где нас поджидает неожиданная модуляция.