Обо всём - [46]

Шрифт
Интервал

Обиделась я не за себя. А за ребят, которые каждую службу поют как последнюю и с которых я три шкуры спускаю порой. Они присутствовали при нашей музыкально-теологической беседе. Молча слушали бред малограмотной тётеньки.

И тут, в аккурат, на праздник «Живоносный Источник» мои певуны сошли с дистанции. Устали. Заболели. И осталась я на клиросе одна в этот день. А служба — колоссальная по объему. На Светлой седмице все чтения отменяются, всё только поётся. Представьте: утреня, литургия, молебен, крестный ход. Три часа в одно горло. А там не вокализ бессловесный. Там убористые тексты на церковнославянском, которые поются раз в году, как те сады цветут у Анны Герман. Смотрю, главный специалист по церковному пению без дела храм подрясником подметает. И пригласила я мать Августу помочь мне в деле благом, потрудиться немного, показать достойный пример пения. Одной петь очень трудно, даже в унисоне нужен помощник, чтобы была возможность дыхание перевести.

Начали, помолясь. Через 15 минут «молитвенного» пения изгнала я матушку с клироса. Ни в одну ноту она попасть не смогла, по-славянски в хорошем темпе ни одного слова ни прочитать, ни тем более спеть у неё не получилось — язык заплетался, а какие она истории о своём клиросном послушании рассказывала, заслушаешься и восхитишься! Так и проголосила я одна все три часа. Слава Богу, изредка на помощь из алтаря выходил диакон и помогал мне «яблочко песню допеть до конца». Матушка в слезах скрылась в келье и дня три оттуда не выходила. В затворе была, переосмысливала позор свой, свершившийся на глазах прихожан.

И не единственный это случай в моей практике, когда «специалист на словах» в деле оказывался абсолютно никчёмным. И не последний, знаю.

Поэтому никогда я не перестану удивляться человеческой самонадеянности. И по опыту точно знаю, что чем более человек профессионален и способен к созиданию, тем менее он критичен в оценках чужого труда, ситуации на Ближнем Востоке, чужой внешности и вообще чего бы то ни было.

Хорошему пациенту — достойного доктора!

— Меньшикова, если бы я был вашей почкой, я бы нашёл способ вылезти и вот этим самым камнем убил бы вас до смерти и додушил мочеточником.

На обходе. Спич для студентов.

— Обратите внимание, до чего себя может довести пожилая дама сорока лет (перечисление заслуг-диагнозов). Сейчас мы её подрихтуем и сдадим на опыты нейрохирургам, может быть они у неё мозги найдут. Нам не удалось.

— Люблю религиозных фанатиков. На них можно здорово экономить. Где ваши молитвослов и кадило, Меньшикова?

Музыкалка

В пятом классе музыкальной школы я очень решительно сообщила родителям, что музыка это не моё, и тратить свою жизнь на «хорошо темперированный клавир» и этюды Черни я более не намерена.

Меня терпеливо выслушали, достали из пыточных загашников солдатский ремень с жёлтой бляхой, потрясли этой бляхой возле моего носа и в доступной форме объяснили, что покуда я на родительских аршинах харчуюсь, то буду играть всех этих Шубертов и Григов до синих пальцев и свидетельства об окончании музыкального Освенцима.

Теперь-то я точно знаю, что родители всегда правы. Но для того чтобы это понять, нужна целая жизнь.

О певческих страстях

Частенько меня упрекают благочестивые братия и сестры в том, что истории, которые я рассказываю о нашей певческой жизни, несколько фривольны и начисто лишены благоговейного трепета в использовании терминологии.

Но тут дело такое, кому монашья келья, а кому свеча венчальная. Для кого-то вся жизнь — скорбный путь во сыру могилу, для другого — радостное шествие в жизнь вечную, не без сокрушения о грехах, само собой. Поэтому, плакальщику — плакать, радостному — смеяться. А смешного, поверьте, не так уж мало в нашей церковной жизни.

Содержать хороший хор — удовольствие очень недешёвое, об этом с душераздирающими подробностями расскажет вам любой настоятель. Хор всегда алкает денег и сытной трапезы, так уж повелось. Когда-то, в прошлом веке, во время обширных гонений на Церковь храмов было — по пальцам сосчитать, служили в них люди, ещё заставшие царские времена и избалованные хорошей богослужебной музыкой настолько, что не гнушались содержать праздничные хоры от двадцати до сорока душ, а в довесок к ним и будничные, в которых пели выжившие в гонениях старцы и старушки, человек по десять-пятнадцать.

Времена менялись, традиции забывались, велелепие праздничного хорового пения стало отходить на десятый план, на первое же место вышли проблемы другого характера. Реставрация, строительство, золочение куполов, что, несомненно, тоже является делом важным и богоугодным.

В связи с новыми реалиями надобность в больших певческих коллективах отпала, была проведена модернизация, и приходские хоры «ужали» до трио, квартетов, максимум — квинтетов, что сразу же сузило репертуарные рамки, и в ход пошло «боговдохновенное» одно и двухголосное знамя, простенький обиход, либо обрезанный Пал Григорьич Чесноков. Времена не выбирают. Как можешь, так и крутишься с репертуаром, подстраиваясь под количество поющих.

Но иногда, когда случаются престольные праздники или визит архиерея, регенты, которые ещё помнят благословенные времена «большой духовной музыки», призывают «для усиления состава» дополнительные певческие силы и, хоть раз в году, отводят душу, исполняя добрую старую музыку эпохи церковного музыкального расцвета.


Рекомендуем почитать
Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Полдетства. Как сейчас помню…

«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.